Черчилль. Биография
Шрифт:
Черчилль хотел обсудить случившееся в палате общин, но Бальфур, который к этому моменту сменил своего больного дядю лорда Солсбери на посту премьер-министра, отказался тратить на это время. Тогда Черчилль уговорил лорда Розбери поднять этот вопрос в палате лордов и поучаствовать в обсуждении. В результате главнокомандующий лорд Робертс согласился, что необходимо расследовать каждое дело индивидуально, и пообещал, что ни один невиновный кадет не потеряет семестр. Комментируя это, Times весьма высоко оценила усилия Черчилля.
В этот же период Черчилль собрался приступить к очень важному для него и давно задуманному делу – созданию биографии отца. Не ограничиваясь отцовским архивом, он разыскивал материалы повсюду и даже опубликовал в Times просьбу о предоставлении ему
В сентябре Черчилль получил приглашение от Эдуарда VII. «Король, вопреки своей обычной манере, принял меня очень доброжелательно и был любезен со мной, – отчитывался он в письме к матери. – Было очень приятно и весело. А сегодня была великолепная охота, хотя своего оленя я упустил». Из королевской резиденции – Балморала он отправился на встречу с лордом Розбери, которому изложил план борьбы против реформы армии, затеваемой Бродриком. Он рассчитывал объединить небольшую, но активную группу консерваторов и либерал-юнионистов и совместно голосовать против чрезмерных военных расходов.
От лорда Розбери Черчилль поехал в Олдем, чтобы выступить перед избирателями. Во время этой поездки он имел продолжительный разговор с Сэмюэлом Смитхерстом, лидером местных консерваторов, который разделял многие его опасения. «Все это было любопытно и обнадеживающе, – написал он Смитхерсту через несколько дней. – Размышляя, мы пришли к мысли, которая крутилась у меня в мозгу, но которую мне никак не удавалось сформулировать». Свою мысль Черчилль сформулировал в этом письме. Она заключалась в следующем: постепенное создание демократического или прогрессивного крыла в Консервативной партии, которое могло бы составить центристскую коалицию и вдохнуть свежую струю в старое тело. «Эта перспектива, – писал Черчилль Смитхерсту, – занимает меня сейчас так же, как занимала всю жизнь моего отца. И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю смысл замечания, которое лорд Солсбери сделал моему отцу после его отставки: «Этот разворот (изменение демократии тори. – М. Г.) может произойти только после смерти мистера Гладстона».
Он заверял Смитхерста: «Вам не следует опасаться с моей стороны каких-то поспешных действий, поскольку для меня осмотрительность – превыше всего. Возможно, наступит день, когда я рискну, но если это и произойдет, то никак не в текущем году. Розбери наиболее близок моему пониманию демократии тори, но пока он остается во главе партии с широкой и разработанной программой, вопрос о его поддержке был бы преждевременным, а обсуждение с ним этого очень опасным. И пусть даже возможность создания новой демократической коалиции созреет в обозримом будущем, мне предстоит сделать трудный и рискованный выбор, да и мои собственные чувства будут двойственными. В личном плане – из-за моей дружбы с мистером Чемберленом и мистером Бальфуром, в политическом – из-за моей привязанности к юнионистской партии, созданием которой так плотно занимался мой несчастный отец».
Это письмо Черчилль написал в поместье Кэнфорд у сестры отца леди Уимборн. Он изучал там семейную переписку и собрание газетных вырезок, намереваясь в два-три года завершить работу над отцовской биографией. В письме Смитхерсту Черчилль изложил собственную политическую доктрину: «Широкие, толерантные, умеренные взгляды, стремление к компромиссу и соглашению; нетерпимость к лицемерию и экстремизму любого рода. Должен признаться, что идея центристской партии, более свежей, более свободной, более активной, но, прежде всего, патриотической, очень греет мне душу. Полагаю, рано или поздно либералы присоединятся к нашей партии центра, чтобы вместе бороться против лейбористского движения – космополитичного, антинационального, безбожного и, возможно, даже коммунистического. Уверен, партия центра сможет противостоять ему».
Черчилль с воодушевлением узнал, что его идея центристской партии получила поддержку одного из самых влиятельных консерваторов Олдема. Во время посещения Олдема он сообщил лорду Розбери: «Обе партии заботятся обо мне с сердечностью самой искренней и даже удивительной, поскольку меня с ними не было шесть месяцев». Он также раскрыл Розбери возможный первый ход – объединить парламентские действия либералов и консерваторов в борьбе за сокращение военных расходов. «Этот ход, – писал он, – при определенных обстоятельствах может обрести сторонников, и я уже посвятил в него двух своих друзей из лагеря консерваторов».
10 октября Черчилль отправил Розбери копию письма к Смитхерсту, в котором ратовал за постепенное создание центристской партии, – партии, связующей либералов и консерваторов. «Если благодаря такому эволюционному процессу мы сможем создать крыло в партии тори, которое либо вдохнет энергию в ее дряхлое тело, либо создаст центристскую коалицию, – писал он Розбери, – мой план окажется очень важным. Но риски и опасности чрезвычайно велики и могут вызвать лично для меня последствия, которых я не в состоянии предвидеть. Только надежда на то, что и вы поднимете флаг, под которым так долго и безуспешно сражался мой отец, дает мне решимость сделать столь серьезный шаг. Правительство центра – партия, которая будет, с одной стороны, свободна от эгоизма и бессердечия тори, а с другой – от безрассудных аппетитов радикалов, – может оказаться идеалом, к которому надо стремиться, но которого мы никогда не достигнем. В любом случае на ее создание потребуется время, но ради этого стоит работать. Я, во всяком случае, не вижу оснований терять надежду на создание хорошего государства. Единственное, чего я опасаюсь, – так это того, что мной движут ненасытные амбиции. Но если появится определенная цель, например тарифы, это исчезнет». Черчилль затронул тему, которая в ближайшие девять месяцев станет причиной его разрыва с Консервативной партией, – разрыва, который продлится целых двадцать лет.
Противоречия возникли почти сразу. В конце октября в статье, опубликованной в Oldham Chronicle, его обвинили в непоследовательности, которая выражалась в одновременной поддержке принятых консерваторами налогов на зерно и сахар и принципов свободной торговли. «Оба налога, – возразил он, – были введены исключительно для увеличения доходов. Это были необходимые меры, вызванные военным временем, когда было жизненно важно найти деньги. Они не были предназначены на защиту колониальной продукции от иностранной конкуренции. Таким образом, – написал Черчилль, – нет никакой непоследовательности в том, что я преследовал обе эти цели. Должен признаться, я самый убежденный сторонник свободной торговли». Но Консервативная партия продолжала проводить свою политику, невзирая на то, что еще пятьдесят лет назад Дизраэли заявил: «Протекционизм – не только гибель, но и проклятье». И Бальфур, и канцлер Казначейства были сторонниками свободной торговли, но консерваторы, которые начали кампанию за введение тарифов, были намерены склонить партию на свою сторону.
В публичных выступлениях по всей Англии Черчилль отстаивал экономические выгоды свободной конкуренции на мировых экономических рынках. Дешевое продовольствие и дешевое сырье, доказывал он, лучше всего обеспечиваются свободной торговлей. Протекционизм же неизбежно приведет к росту тарифов во всем мире. А это, в свою очередь, взвинтит цены и приведет к росту международной напряженности – как в экономике, так и в политике. 14 ноября в письме избирателям он отметил: «Мне кажется фантастической сама идея окружить Британскую империю глухой стеной. Почему Британия должна отказывать себе в хороших и разнообразных товарах, которые предлагают поставщики со всего света? Тем более чем активнее мы торгуем с другими странами, тем активнее другие страны вынуждены торговать с нами. Наша планета не столь велика по сравнению с другими небесными телами, и я не вижу реальной причины создавать на ней свою маленькую планету под названием Британия и отгораживать ее непреодолимым барьером от всего остального мира».