Черчилль
Шрифт:
Во второй половине войны, уверенный в ее исходе, Черчилль сосредоточился на отношениях с Соединенными Штатами, он стремился сделать их по возможности близкими, однако пытался навязать им свою траекторию развития. Он осознавал огромное силовое преимущество Америки, однако рассчитывал на свою находчивость, умение убеждать и искусную манипуляцию авторитетом – так, как это ему удавалось в Парламенте, «прыгнуть выше головы», как он это называл. Он гордо заявил в Палате об установлении «особых отношений»:
Британская империя и Соединенные Штаты Америки должны объединяться для общих действий, и тогда никто не сможет нас остановить. Пусть так продолжается и в дальнейшем… Даже если бы я захотел, я не смог бы это остановить; и никто не может этого сделать. Как Миссисипи, течет этот процесс. И пусть будет так. Пусть движется бушующим, неумолимым, неотвратимым и добрым потоком – к лучшим землям и лучшим дням.
В своих отношениях с Рузвельтом Черчилль столкнулся с двумя трудностями. Рузвельт был антиимпериалистом и открыто противился желанию Черчилля сохранить колонии. («Не для того я стал первым министром Короля, чтобы способствовать ликвидации Британской Империи», – сказал Черчилль в ноябре 1942 года.) Рузвельт часто подозревал, что Черчилль руководствуется империалистическими побуждениями, в то время как сам
Мы не в силах предотвратить все те разрушительные события, которые происходят в настоящее время. Ответственность лежит на Соединенных Штатах, и я хотел бы оказать им всю поддержку, которая в моей власти. Если и они не в состоянии что-то предпринять, тогда мы должны позволить событиям развиваться естественным путем.
Однако Британия под руководством Черчилля имела возможность повлиять на некоторые события, а иногда и определять их ход. В чем он добился успеха и в чем проиграл? Когда он был прав, а когда ошибался? Черчилль согласовал с американцами высадку войск в Африке (операция «Факел»). Операция была успешной, африканские формирования стран гитлеровского блока массово сдавались в плен. Это было заслугой Черчилля и в свою очередь привело к успешному вторжению на территорию Сицилии и Италии, а затем к решению итальянцев заключить мир и присоединиться к Альянсу. Сравним это с решением Черчилля «закатать Италию». Во главе итальянской кампании он поставил своего давнего друга по Хэрроу генерала Александера. Однако немцы защищали каждый дюйм Италии, ими командовал лучший из немецких генералов – фельдмаршал Кессельринг. Итальянская операция превратилась в продолжительную и дорогостоящую кампанию. Возможно, потраченные на нее ресурсы принесли бы больше пользы где-нибудь в другом месте. Затем последовали массированные бомбардировки Германии. Эта по большому счету была кампания Черчилля, и как человек, который во время войны жил в Англии, я могу засвидетельствовать: эта кампания стала самым популярным из всех начинаний Черчилля. Это стало одной из причин, по которой его популярность росла, даже когда дела на фронтах шли плохо: каждый день ВВС сообщало о ночных атаках тяжелых бомбардировщиков на Германию. Британцы радовались этим налетам, и чем страшнее они были, тем более они радовались. Черчилль никогда не отрекался от этих бомбардировок, – и после войны, когда их всерьез критиковали, причем как с точки зрения стратегии, так и с позиций гуманитарных. Правда, он не заострял на этом внимания, равно как и не подчеркивал свою персональную ответственность за инициирование и дальнейшее развитие кампании. Руководитель операции маршал ВВС «Бомбардир» Харрис стал героем (или преступником) этой войны.
Фактически, 14 февраля 1942 года Харрис получил приказ Военного министерства, из которого следовало, что его основная задача – сломить дух немецких обывателей. Черчилль подписал этот приказ. Первый большой налет был организован на Любек 28 марта 1942 года, согласно официальному донесению город «сгорел, как связка дров». Затем 30 мая в небе Германии появилась первая тысяча британских бомбардировщиков. Черчилль находился в приподнятом настроении, в этот день новости были неутешительными и бомбардировки стали единственным событием, которое он мог предъявить общественности. Всего в этих налетах было задействовано до 7% человеческих ресурсов британской армии и приблизительно четвертая часть ресурса военной промышленности. Было уничтожено шестьсот тысяч мирных жителей и остановлено, хоть и не полностью, развитие военного производства Германии вплоть до второй половины 1944 года. К концу 1944 года бомбардировки с высокой результативностью выводили из строя военную экономику Германии, однако и при таком положении дел выживание нацистской машины было возможным. Первой стратегической победой Харриса и Черчилля (при поддержке ВВС США) стала атака на Гамбург: эту немецкую «крепость» бомбили непрерывно с 24 июля по 3 августа 1943 года. Они использовали рамочный фоновый антирадар, мешавший работе немецких радаров. В ночь с 27 на 28 июля Королевские ВВС накалили температуру воздуха с 800 до 1000 градусов по Фарингейту, создав мощные огневые потоки. Вся транспортная система была разрушена, 214 350 домов из 414 500 лежали в руинах, из 9592 промышленных предприятий осталось 4301. Часть города выгорела полностью, и за одну ночь было убито до 37,65% жителей. Альберт Шпеер, министр военной промышленности, сказал Гитлеру, что если еще шесть городов подвергнутся подобному нападению, военная промышленность Германии будет остановлена. Однако и у Британии больше не было ресурсов для столь массированных бомбардировок. Потери бомбардировщиков и экипажей были велики, в небе Германии было сконцентрировано огромное количество гитлеровских боевых эскадрилий и систем ПВО. С другой стороны, британские бомбардировки оттягивали весь этот ресурс с Восточного фронта. В итоге немцы проиграли там войну за воздушное пространство. Уже к середине 1943-го они утратили превосходство в воздухе, что стало главной причиной их поражения на земле. Обычно об этом забывают те, кто утверждает, что именно Россия одержала победу во Второй Мировой войне. Без «бомбовой кампании» Черчилля Восточный фронт превратился бы в плавящийся котел.
В этой кампании Черчилль не знал жалости. Разрушение Дрездена в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года, когда было убито от 25 000 до 40 000 мужчин, женщин и детей, санкционировал лично он. Причина такой жестокости – согласованное решение Черчилля и Рузвельта в январе в Ялте: они желали доказать Сталину, что сделали все возможное, чтобы оказать помощь России на Восточном фронте. Русские особенно настаивали на том, чтобы Дрезден, как коммуникационный центр, был уничтожен. Когда Харрис обратился за уточнением сути приказа, то получил подтверждение из Ялты от Черчилля и командующего ВВС маршала Портала. Существуй на тот момент атомная бомба, использовал бы ее Черчилль против Германии? Несомненно. Британская ядерная программа стартовала в марте 1940-го, до того, как он стал верховным главнокомандующим. Он активизировал исследования в июне, когда к «Мауд Комитти» (Military Application of Uranium Detonation, или «Мауд»: звучало как забавное имя гувернантки из Кента) присоединилась команда французов, в распоряжении которых находились мировые запасы тяжелой воды, 185 кг в двадцати шести контейнерах. Осенью 1940 года Черчилль отправил в Вашингтон делегацию ученых под руководством сэра Генри Тизарда и сэра Джона Кокрофта, двух ведущих военных исследователей, в знаменитом «черном чемоданчике» они везли все секретные материалы Британии, имеющие отношение к ядерным исследованиям. На тот момент в гонке по созданию атомной бомбы Британия опережала всех. Черчилля попросили санкционировать работы по строительству ускорителя к декабрю 1940 года. В июле 1941 года он получил отчет «Мауд Комитти», речь шла о том, что оружие может быть изготовлено к 1943 году. Когда Америка вступила в войну, Черчилль решил, что, коль скоро исследования уже завершены и учитывая риск немецких налетов, будет безопаснее перенести производство в Америку. На практике все оказалось гораздо сложнее, дольше и дороже, чем предполагалось в «Мауд Комитти». И первая атомная бомба по существу была американской. Но если бы британская бомба была произведена вовремя, Черчилль бы дал приказ использовать ее против Германии.
Возможно, главным его вкладом в успешный исход войны стал верный расчет и выбор удачного момента для проведения операции «Оверлорд» – высадки союзников на северо-западе Европы. Это было необходимо для окончательного разгрома Германии, и Черчилль должен был быть уверен, что столь масштабная и рискованная операция пройдет с минимальными потерями. Он доказывал, что одновременная высадка морского и воздушного десанта против многочисленных, хорошо укрепленных и подготовленных немецких формирований была чрезвычайно сложной военной операцией. Помня о столь болезненном для него провале при Галлиполи, Черчилль настаивал, что день D не должен наступить, пока не будет достигнуто абсолютное силовое преимущество и не будет абсолютной уверенности в успехе. Русские просили, чтобы второй фронт был открыт в 1942 году. Американцы готовы были рискнуть в 1943-м. Генеральная репетиция состоялась в Дьеппе в 1942-м, потери союзников оказались неожиданно велики, и стало очевидно, что такой путь сулит опасности. Идеальные для Черчилля условия были достигнуты лишь к лету 1944 года. И даже тогда операция «Оверлорд» могла завершиться провалом или обойтись слишком дорого, если бы не дезинформация, убедившая немцев, что высадка в Нормандии – всего лишь уловка и что настоящая высадка планируется в окрестностях Па-де-Кале. В этом состояла еще одна идея Черчилля, в итоге удалось предотвратить массированную контратаку немцев на ранней стадии операции. Благодаря Черчиллю, который так никогда и не смог забыть Дарданеллы, операция «Оверлорд» была чрезвычайно успешной. Он жалел, что не смог лично присутствовать в первый день высадки и не смог насладиться своим триумфом. Это была последняя великая баталия, к которой он был причастен, и он хотел это пережить и это свое участие продемонстрировать. Он напугал всех, кто имел к этому отношение. В самом деле, это было глупо и по-детски, но очень характерно для его натуры. Однако он настаивал, несмотря на единодушный протест полевых командиров, Кабинета министров, его собственного штаба и Белого дома. И только демарш короля Георга VI, который заявил, что если его первый министр рискует своей жизнью, то он вынужден последовать его примеру, остановил Черчилля.
Отсрочка, вызванная желанием Черчилля удостовериться в непременном успехе операции, привела к тому, что Западные армии отставали от русских в их продвижении к сердцу нацистской империи. Это повлекло за собой тяжелые политические последствия. Черчилль пытался исправить ситуацию и потребовал немедленного выдвижения англо-американских сил на Берлин. Монтгомери, стоявший во главе союзной группы войск, план этот поддержал, поскольку был уверен, что это возможно и что войну можно закончить осенью 1944 года, когда Западные армии войдут в Берлин. Однако Эйзенхауэр, верховный главнокомандующий, считал такой бросок рискованным и настаивал на наступлении «широким фронтом», что означало продолжение войны до весны 1945 года, а равно и то, что русские первыми вступят в Берлин, Прагу, Будапешт и Вену. В последние недели своей жизни Рузвельт, несмотря на просьбы Черчилля, ничего не сделал, чтобы убедить Эйзенхауэра продвигаться быстрее. Монтгомери разочарованно писал: «Американцы не могут понять, что мало пользы от стратегической победы в войне, если мы проиграем ее политически». Эти слова точно отражали позицию Черчилля.
И хотя он не смог помешать Сталину обратить большую часть Восточной Европы и Балканы в советские сателлиты, ему все же удалось выхватить один уголек из пламени – это была Греция. Вопреки увещеваниям, Черчилль использовал британские подразделения в гражданской войне между повстанцами-коммунистами и силами, лояльными престолу. Политическая ситуация в Греции были чрезвычайно сложной, и нелегко было определить, кого из лоялистов имеет смысл поддерживать. Наконец, Черчилль отдал предпочтение республиканцу и антикоммунисту генералу Николаосу Пластирасу. Он шутил: «Реальность такова, что мы должны оказать помощь заднице Пластера. Остается надеяться, что ноги у него не глиняные».
Кроме того, Черчилль спас Персию, заключив крайне выгодное соглашение с Россией, которое давало возможность Британии свести к минимуму влияние русских. Он крепко держался за Персидский залив и его нефтяные месторождения. Разумеется, сохранив Грецию, он дал возможность Турции остаться вне зоны влияния СССР. Более того, избрав лучшего из генералов и обеспечив ему силовую поддержку, Черчилль внес огромный вклад в победу на Дальнем Востоке. Фельдмаршал Уильям Слим был лучшим – после Монтгомери – британским генералом Второй Мировой. Его Четырнадцатую армию часто называли «Забытой армией» в противоположность знаменитой Восьмой армии Монтгомери, однако Черчилль о ней не забыл. При его поддержке эта армия осуществила сложнейшую и искусную военную операцию в Бирме, завершившуюся полной победой. Отныне утерянный после катастрофы в Сингапуре престиж Британии в этом регионе был восстановлен. Затем за четыре года Британия смогла вернуть себе Сингапур, Малайзию и Гонконг. Конечно, «реставрация» Британской империи на Ближнем и Дальнем Востоке и в Южной Азии была временной. И, тем не менее, не одно поколение британцев пожинало плоды экономической стабильности, обеспеченной инвестициями в нефть Персидского залива, каучук и олово Малайзии, а также прибылью от торговли в Гонконге. И все это – благодаря энергии, дальновидности и политическому чутью Черчилля.
Ближе к концу войны, в первые месяцы 1945 года, Черчилль заметно успокоился. Он стал менее агрессивным. Его вполне удовлетворяло быстрое продвижение британцев в Греции. А разрушения отныне приводили его в расстройство. Он велел Харрису не усердствовать с бомбовыми налетами на немецкие города, даже притом что они являлись «стратегически важными объектами». «В противном случае, – говорил он, – что же останется между снежными равнинами России и белыми вершинами Дувра?» Большую часть своей энергии и воображения он тратил на попытки вынудить больного Рузвельта быть благоразумнее. «Ни один любовник не изучал столь дотошно каждый каприз своей любовницы, как я прихоти президента Рузвельта». Но смерть Рузвельта он пережил болезненно, хотя ему и стало полегче, особенно когда явился Гарри Трумен, четкий, решительный, более осведомленный в вопросах стратегии и более сговорчивый.