Черепановы
Шрифт:
Опрятностью отличались не только избы, но и одежда выйских жителей, хотя у большинства работных людей она шилась из самой простой домотканой материи.
Даже самые нуждающиеся и многосемейные жители старались завести, кроме обычной рабочей, праздничную одежду. Это были такие же кафтаны и борчатки у мужчин, сарафаны и душегреи у женщин, но более нарядные. В изготовлении «русского платья» жены и дочери выйских жителей были большими искусницами.
Во времена крепостнического бесправия достоинство рабочего человека постоянно попиралось самым грубым образом. Измученный непосильным трудом, оскорбляемый заводским
Поэтому упорное стремление выйских «туляков» наладить опрятный, трезвый быт являлось своеобразным проявлением чувства собственного достоинства. Уральские работные люди не хотели опускаться.
Петр Черепанов был дровосеком. В то время металлургические заводы потребляли очень большое количество древесного угля, и заготовлять дрова нужно было непрерывно. Достаточно сказать для примера, что за 1763 год для Выйского, Нижне-Тагильского и еще двух связанных с ними заводов была заготовлена 21 тысяча сажен дров, а сажень дров представляла собой поленницу в 10 метров длиной и около 1,5 метра вышиной.
Дровосеки заканчивали свою работу после того, как деревья на лесных участках («куренях») были срублены и разделаны на поленья. Тогда наступала очередь «кучекладов», которые укладывали дрова в кучи установленной формы. Чернорабочие, приписные крестьяне и заводские жители, осыпали кучи землей, и начинался выжиг угля. Разломка куч по окончании выжига производилась теми же чернорабочими с помощью дровосеков. Собирали уголь и укладывали его в короба подростки — дети заводских крестьян.
Петр Черепанов и другие лесорубы отбывали повинность по заготовке топлива семь месяцев в году. Работа была трудная. Немало времени требовалось и на проезд из поселка до лесных участков. При самой напряженной работе лесоруб не мог управиться с заготовкой одной сажени дров скорее чем за неделю. Иными словами, за год каждый дровосек вырабатывал не больше 30 сажен.
«Работа эта была обязательной, но не совсем бесплатной. За неделю тяжелого труда лесоруб получал 30 копеек. Месячный доход лесоруба, учитывая даже приработки его самого и членов семьи от разломки угольных куч, сбыта угля и т. д., не превышал 1,5–2 рублей. Даже при низких уральских ценах XVIII века прожить с семьей на такой заработок было невозможно.
Не могли прокормиться, выполняя барщинные «уроки» и другие работные люди. Скажем, опытный мастер-углежог за выжиг короба угля (около 20 пудов) получал 1 копейку.
Понятно, почему хозяева разрешали приписным заводским крестьянам работать на куренях лишь семь месяцев в году, Остальное время отводилось на работы в собственном хозяйстве.
Вся семья Черепановых трудилась (особенно в страдную пору, «с Петрова дня до Успенья») на пашне, на сенокосе, в огороде. Но земельный надел, даваемый работным людям для прокормления и для заготовки сена лошадям, был невелик.
Земли в демидовских владениях было много, но наделы выделялись такие, чтобы одними сельскохозяйственными работами заводские жители пропитаться не могли и нанимались на дополнительные заводские работы, кроме обязательных «уроков».
Такими добавочными работами, выполняемыми по «добровольному»
За работой лесорубов, кучекладов, углежогов, малолетних разборщиков угля следил целый штат надсмотрщиков: приказчик, уставщики, лесные смотрители. Виновных или подозреваемых в каких-либо упущениях по работе отправляли в заводскую контору на расправу. В одном из сараев (обычно в «машинной», где хранилось заводское оборудование) было заготовлено все необходимое для телесного наказания: скамья, к которой привязывали осужденного, груды «виц» (толстых прутьев), плети, цепи с железными ошейниками. Особенно жестоко расправлялись с теми, кто проявлял «продерзость», то есть выражал недовольство условиями работы или оплатой труда. Такие «самовольники» могли быть препровождены в Нижний Тагил, в демидовские «красные хоромы», о которых рабочие говорили с ужасом.
«Красные хоромы» состояли из двух этажей. В верхнем, деревянном этаже останавливался хозяин во время редких наездов на заводы. А нижнее (сохранившееся до наших дней) помещение, сложенное из кирпича и облицованное булыжником, служило тюрьмой и застенком. Через проемы окон, забранных толстыми железными брусьями, были видны фигуры прикованных к стенам узников и слышались стоны и вопли несчастных, подвергаемых истязаниям.
Немало работных людей попало в эту тюрьму после событий 60-х годов XVIII века.
В 1762 год рабочие Невьянского завода (принадлежавшего тогда брату тагильского заводовладельца Никиты Демидова) приостановили работы и создали выборную «мирскую избу». Волнения перекинулись и на Нижне-Тагильские заводы с окрестными селами. Тагильские рабочие требовали повышения оплаты за труд, уменьшения «уроков», прекращения злоупотреблений приказчиков. Императрица Екатерина II заявила, что «крестьянская продерзость всегда вредна», и отправила для усмирения тагильцев генерал-майора А. А. Вяземского с воинской командой. Удовлетворив для виду несколько частных жалоб, Вяземский жестоко расправился с недовольными.
На заводах все осталось по-прежнему: те же злоупотребления приказчиков, те же непосильные «уроки», та же ничтожная оплата труда. На демидовских заводах охотно использовали и женский труд, безжалостно ставя даже девочек-подростков или беременных женщин на самые тяжелые работы. Но ценили их труд так низко, что заработки женщин всегда были грошовыми.
Семья Черепановых это хорошо знала по опыту. Мужчин в ней было мало, а женщин много: пять «душ» одних дочерей. Вот почему и приходилось сыну Петра Черепанова, Алексею, с ранних лет помогать отцу кормить семью.
«Дровосеков сын» Алексей родился в 1750 году. Ребенком он ездил с отцом на курени и с ватагой других крестьянских ребят наполнял углем высокие короба, сплетенные из «виц» или дранок, а иногда помогал укладывать дрова в ровные поленницы. Позднее он ходил с отцом в извоз, потом стал выполнять земляные и строительные работы на заводе в зачет хозяйских «уроков».
В летние месяцы, когда работных людей отпускали на полевые работы, Алексей помогал отцу пахать, косить, боронить, а вечерами вместе с другими заводскими, ребятами гулял по широким улицам Выйского поселка, заросшим травой, и пел песни, перекидываясь шутками с девушками.