Через бури
Шрифт:
Он потрогал щеки и бороду: «Не успел побриться. А может, не надо? Пусть растет, пока не победим»!
Званцев задумался: как это случилось? И представил себе, словно в детстве, когда фантазировал, идя с судками, и Гитлера, воображающим себя наследником Наполеона, и нацистских генералов, готовящих разбойное нападение на Европу, будто сам видел заговорщиков в их логове.
Военный Совет проходил особо секретно, в горах, в старом, отделанном заново замке, тайном месте отдыха фюрера и его любовных свиданий с одной из первых звезд немецкого экрана Евой Браун. Охранялось это место строже золотых запасов рейха.
Входящих туда придирчиво проверяли сразу двое — армейский
На последнем контроле эсэсовец задержал запыхавшегося офицера.
— Я не могу пропустить вас, партайгеноссе, в таком виде.
— Вам мало моих документов?
— Но форма ваша не в порядке, экселенц. Вас понизили в звании?
— Я не обязан объяснять вам, штурмбаннфюрер, почему на мне форма русского солдата. Вы ответите за мою задержку!
— Что за спор? — негромко спросил подошедший полковник.
— Судите сами, герр оберст. Как я могу впустить в зал Военного совета человека в русской военной форме?
— Брось, Ганс, дурака валять. Разве ты не видишь, что это сам генерал Гудериан?
— Вижу русскую форму на нем, даже не генеральскую. Он бы еще без штанов пришел.
— Штурмбаннфюрер! Поезд задержалu из-за передислока ции войск. У меня не было времени заехать домой переодеться. А что касается штанов, то фюрер снимет их с тебя вместе со шкурой за мою задержку. Полковник подтвердит это.
— Сходи, Ганс, по естественной надобности. По инструкции я заменю тебя, и сам разберусь с генералом.
— У меня естественная надобность — написать рапорт, и для этого я отлучусь на пару минут в караульное помещение.
— Иди, иди, штурмбаннфюрер! Заводи переписку между СС и Абвером.
Эсэсовец щелкнул каблуками и строевым шагом напривился к двери под мраморной лестницей.
— Прошу вас, экселенц, — показал оберст разгневанному генералу на сверкающие ступени во внутренние покои.
Обеденный зал замка был украшен охотничьими трофеями, оленьими рогами, оскаленными мордами кабанов с устрашающими клыками. Тут же висели безвкусные акварельные картины с окрестными пейзажами, написанные рукой в прошлом посредственного художника Адольфа Шикльгрубера. Плачевное состояние страны, проигравшей Первую мировую войну, и дерзкая демагогия с посулами сделали из него требуемого временем фюрера.
За столом перед разостланными картами сидели вперемешку армейские и эсэсовские генералы и офицеры высшего ранга.
Из двух противоположных дверей в зал одновременно вошли Гитлер в мундире мышиного цвета и человек в форме курсанта советского танкового училища.
Все генералы вскочили, по-древнеримски выкинув правые руки вперед. Получилось так, что стоящие по одну сторону стола отдавали честь фюреру, а стоящие напротив — фашистским приветствием встречали человека в форме русского солдата.
— Когда же генерал Гудериан доучится до русского лейтенанта?'— раздраженно спросил Гитлер.
— Русское танковое училище будет закончено, и их танки досконально изучены в будущем году, мой фюрер!
— Торопитесь, генерал, сдавайте экстерном. Ваш танковый корпус ждет вас. По плану «Барбаросса» он пойдет во главе нашей
— А «линия Мажино», мой фюрер? На «Западном фронте без перемен».
— Для того я и собрал вас всех сюда. Наполеон — наша путеводная звезда. Мы должны повторить его успехи, избежав ошибок. Он не имел ни самолетов, ни танков, и пушки заряжались с дула. Французские войска не ставили перед собой задачу блицкрига, но Бонапарт понимал, что восточного великана можно свалить лишь стоя на горле Европы. Он не считался с тем, воюет с ним соседняя страна или нет. Вводил в нее войска, сажал угодных королей, делал их своими вассалами и брал контрибуции, отсылая в Париж золотые обозы. Война любит деньги. И мы должны уметь их добывать. Нельзя растянуть армию от Березины до Москвы, среди врагов, не создав там союзного государства. Будь у маршала Мюрата не конница, а танковый корпус Гудериана, история была бы иной. И нашим танкам и автомашинам с доблестными солдатами, не теряющими башмаки в трясинах бездорожья, легко оказаться в Москве и Петербурге до проклятых русских морозов, сгубивших цвет Великой армии. У Наполеона не было авиации маршала Геринга, который разбомбит советские города раньше, чем Сталин очнется. Но прежде мы займем Бельгию, Люксембург и Голландию. Вся промышленность Европы должна работать на нас. План «Барбаросса» вовлечет в войну всю Восточную Европу. В Югославии мы установим фашизм. Италия уже с нами. Дружественная Япония сидит у русских на хвосте. Задача номер один — обход «линии Мажино», захват, по-Наполеоновски, всей Западной Европы. Всем генералам и группенфюрерам представить мне свои планы во исполнение общей задачи. Моему заместителю Гессу заняться английским языком. Доктору Геббельсу, адмиралу Канарису и рейхсканцлеру Гиммлеру посадить маршала Петена главой вассальной части Франции. На этом постановка задачи закончена.
— Позвольте добавить, мой фюрер, — вмешался Геринг. — Мой концерн в Штирии внесет свой наземный вклад. Металлургический завод в Капфенберге поставит для немецких танков такие броневые листы, какие русским и спьяну не снились. Прокатимся по их городам, как на масленицу.
— Масленица? Что еще такое? — спросил у Геринга Гитлер.
— Это, мой фюрер, у русских такой дикий, языческий, обжорный праздник.
— Что ж, у нашего Геринга больше орденов, чем у маршалов Наполеона вместе взятых. Будет еще больше.
На этом Гитлер распустил Военный совет.
— Разойтись, не привлекая внимания, — приказал фюрер, уезжая в Берлин для заключения с СССР договора о дружбе. Гудериана он взял с собой, чтобы представить его Молотову в русской курсантской форме.
Серпухов!.. Званцев очнулся и бодро вышел на привокзальную площадь, думая, что за ним и другими новобранцами пришлют из батальона автобус. Но никаких машин на площади не стояло. А тот автобус, что вскоре подошел, и к которому солдаты бросился с надеждой, оказался местным рейсовым. Оттуда выходили бабы с корзинками и мешками. На посадку выстроилась преимущественно женская очередь.
Напрасно Званцев пытался расспрашивать прохожих. Никто не имел понятия о том, где располагалась его воинская часть. Пришлось искать на станции военного коменданта. Им оказался старый седоусый железнодорожник, бывший машинист. Он сидел в маленькой комнатушке, украшенной плакатом пожилой женщины, вонзающий в тебя палец, и спрашивающей: «Пошел ли ты защищать Родину-мать?»
Званцеву стало стыдно, что он, полный сил, растерянно стоит перед пожилым, очевидно, как и он, добровольцем.
Комендант порылся в списках и сказал: