Через бури

Все события в романе не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами не случайны

— Слышали, голубушка, у купцов-то Званцевых второй сынок родился.

— А Магдалина Казимировна так дочку ждала!

— Зато у Петра Григорьевича помощники вырастут: «Торговый Дом ЗВАНЦЕВ и СЫНОВЬЯ». На всю Сибирь звучит!..

Рассуждали так добрые кумушки в степном городе Акмолинске, где второго сентября 1906 года (двадцатого августа по старому стилю) родился Шурик Званцев, и никто тогда ни там, ни в степных кочевьях подумать не мог, что через девяносто лет этот город станет столицей отколовшегося от России Казахстана.

Большая комната двухэтажного дома. В ней проем для лестницы, огороженной перилами и уходящей вниз. За окнами широкая пыльная площадь и белая церковь. На стене в комнате портрет строгого дяди с пышными усами и баками, в ментике, украшенном горизонтально нашитыми золотыми шнурами, отделанном белым мехом. Это гусарский полковник Казимир Курдвановский, отец мамы Шурика, Магдалины Казимировны. В четыре года она осталась сиротой в Екатеринбурге, куда ее отец был сослан за участие в польском восстании. В ссылке он женился на русской, и она, подарив ему сына и дочь, вскоре умерла.

Так и пришлось расти Магде без отца и матери в суровой Сибири. Однако забота сибирских родных позволила ей получить музыкальное образование, и она до конца жизни, вплоть до восьмидесяти трех лет, продолжала учить музыке детей. За свой долголетний труд музыканта-педагога она была удостоена высшей награды страны — ордена Ленина…

Ее младший сын не понимал, почему его добрый папа Петр Григорьевич так часто уезжал с киргизами-кочевниками в больших меховых шапках-малахаях и в непривычной для горожан одежде, которые время от времени приезжали за ним откуда-то из далекой степи. Петр Григорьевич вел себя с ними запросто и даже свободно говорил на их род ном языке. Что для всех было и непривычным и странным.

Был Петр Григорьевич видным купцом, уполномоченным скотозакупочной фирмы, возглавляемой в далеком Петропавловске, на Великом Сибирском пути, грозным его отцом — Григорием Ивановичем Званцевым, заводчиком и миллионером. К младшему сыну-компаньону Григорий Иванович относился строго и почти всегда оставался недовольным ни ведением им дел, ни поблажками, которые делая он без совета с отцом кочевникам, ни тем, что якшался с местной интеллигенцией. Раздражало папеньку и своеволие сына. То приказчика-молокососа взял себе из аборигенов, хотя и грамотного. А тут еще без разрешения дачу себе в роще заимел. Хотя именно с ней у внуков и были связаны самые светлые воспоминания.

Недалеко от своего дома, на одной из ближних улиц Петр Званцев выстроил каменный дом под контору, где счетоводы и другие служащие, стоя за высокими конторками, всегда что-то считали и писали. Главным среди них, несмотря на свою молодость, был старший приказчик и доверенное лицо купца Званцева Ахмед. Был он из киргизов, так тогда называли казахов. Прекрасно образованный, он владел, не только русским, но и европейскими языка ми, писал стихи и даже книги издавал. Можно не удивляться, что ныне контора превратилась в музей Сакена Сейфуллина, поэта и прозаика, видного национального деятеля культуры, старшего брата Ахмеда.

Тогда, в 1912 году, Ахмед был стройный юноша, его лицо с тонкой ленточкой усов было по-своему красиво. Он щегольски носил вывезенный из Парижа, куда ездил с братом на всемирную выставку, костюм-тройку с дорогими часами в жилетном кармане и выпущенной наружу золотой цепочкой.

В тот день, выскочив из запыленной кибитки запряженной парой взмыленных лошадей, он сразу же взбежал по внутренней лестнице в большую комнату, где хозяин играл с детьми, и передал ему письмо со словами:

— От Григория Ивановича. Спешно доставить велено. Сильно гневаются. Наказали дела свертывать, дома и дачу продавать и вам со всей семьей к нему поближе в Петропавловск пожаловать. Сакен вас в конторе ждет.

Отец прочитал письмо и невольно передернул плечами:

— Уж больно он грозен, как я погляжу. Дело свернуть, капитала не потеряв, это не в нужник сбегать, когда живот схватило. Ты коней гнал, как на скачках, а здесь, Ахмедушка, контора требуется. Недаром Сакен там и слез.

Вошла мама, и отец передал ей письмо. Она прочитала, вернула конверт и заплакала:

— В такую даль… На лошадях… С детьми… Немедленно? Это выше сил человеческих.

— Они и дом вам там приготовили, отменнейший, — вставил Ахмед, — быстро ехать требуют.

— Быстро только тараканы бегают. Вот мы с ними скачки устроим. Гонки на отставание. Есть у велосипедистов такая езда.

Перед тем как уйти с Ахмедом в контору, Петр Григорьевич сказал:

— Вечером едем на дачу. Там нам кое-что из Шотландии пришло.

— Из Шотландии? — удивилась жена.

— Да, там звери, нужные нам, водятся.

— Ты все шутишь. А что в посылке?

— А вот это, Магдуся, секрет. — И он пошел догонять Ахмеда.

А дети тем временем умирали от любопытства. Что там за сюрприз их ожидал на даче?.. Их мама играла на рояле грустные вещи, и даже любимый Седьмой вальс Шопена звучал у нее замедленно и печально.

Всю дорогу на дачу дети приставали к отцу, а он отшучивался:

С тем они по прибытии на дачу и легли спать. Утром, после завтрака, папа с мамой вывели их на крыльцо, выходящее во двор, и все они ахнули.

Между раздувшимся от важности индюком с покорной индюшкой, гусей, уток и кур с цыплятами стояли две крохотные, словно игрушечные, лошадки под маленькими седлами, как раз для Вити и Шурика. Мамин любимец сенбернар Гектор обнюхивал новых пришельцев, принимая их за малых жеребят.