Через бури
Шрифт:
Проплыли мимо прекрасной статуи Свободы, подаренной освободившемуся Новому Свету старой, доброй, полной революционного пыла и любви к прекрасному Францией. Но практичные американцы воздвигли ее на неприступном острове, соорудив в пьедестале тюрьму.
Я не удержался и сочинил эпиграмму:
Достоинств у Свободы тьма, Да жаль, в ногах ее тюрьма.Дорогой мой друже, пишу, как обещал, уже с другого берега, переплыв в шторм океан. И наша советская группа, и почтенные дамы и джентльмены в дорожных костюмах стояли у выходного трапа и ждали причаливания. Еще недавно они проносились
Дамы утром гуляли, а на горизонте, словно со дна поднимался сказочный осовремененный «Град Китеж», показывая над водой не колокольни со звонницами белых церквей, а деловые свои башни. Вслед за ними всплывали их жилые каменные собратья, теснясь на скалистом Манхэттене с узкими улицами, на деле вовсе не узкими, а лишь кажущимися такими из-за непомерно высоких сжимающих их зданий.
Но продолжим по порядку. Мы столпились у сходного трапа. Корабль, не смотря на свою величину, причалил вплотную к дебаркадеру, откуда по парадным сходням для прибывших пассажиров поднимались таможенные чиновники. Все в широкополых шляпах, похожих на ковбойские, но лишь с полями по-другому загнутыми.
Тяжело ступая по палубе, подошел наш «старшина» Николай Михайлович Казанцев, ростом и манерой говорить и даже именем напоминая нашего Николая Зосимовича.
— Мне нужна дама! — объявил он.
— Какая? — игриво отозвались девушки. — И зачем?
— Ну, та самая, которая «сдавала в багаж диван, чемодан, саквояж, картину, корзину, картонку» и говорит по-английски. Проследить надо за нашим багажом.
Для скорости вместе с нами плыло оборудование выставочного павильона.
Николай Михайлович выбрал себе переводчицей Лизу Халютину, может быть, наиболее подходящую ему по комплекции.
— Не забудьте маленькую собачонку! — крикнул им вслед Вин Виныч.
Но полагавшаяся даме по Маршаку «маленькая собачонка», болтая в воздухе вместо лапок колесами, подхваченная могучим портовым краном, совершала воздушное путешествие, чтобы опуститься на американскую землю. Так прибыл в Америку наш павильонный ЗИС-101. Не раз послужит он нам для поездок в город из нью-йоркского пригорода Фляшинга, где отводилась территория для выставки.
Эту нашу «собачонку» мы увидели, выйдя на трехэтажную улицу. На втором этаже она пересекалась поперечной магистралью, а над нею проходила надземная железная дорога, которую, по контракту прошлого века, нельзя было тронуть. И паровые поезда, вопреки желанию горожан и здравому смыслу, по закону бизнеса задымляли городской воздух.
Среди многих «паркующихся», как здесь говорят, автомашин мы увидели наш ЗИС-101. Из-под него торчали чьи-то ноги.
— Никак задавил кого-то! — испугался было Вин Виныч.
— Да нет! — успокоил Николай Михайлович. — Просто американцы представить себе не могли, чтобы в нашей дикой стране, где «медведи по улицам ходят», такие автомобили делали. Вот и ощупывают его со всех сторон, устройством дифференциала и задних тормозных колодок интересуются. Потому и залез «Фома неверный» под советскую машину, желает руками все потрогать, — с усмешкой закончил наш староста.
Действительно, нам пришлось протолкаться через толпу любознательных нью-йоркцев, чтобы попасть в машину.
Николай Михайлович сел рядом с взявшимся за руль мистером Бронксом, работником Амторга, советского торгового представительства. Мы с Вин Винычем, Лизой Халютиной и двумя ее подругами втиснулись в салон.
Огромная территория выставки походила на последний день Помпей, прокрученный всесильным Временем назад. Строения не рушились, а возводились, и земля между павильонами была покрыта не грудами пепла из Везувия, а строительным мусором. Но толпа словно очумелых людей была той же и состояла главным образом из временных рабочих, нанятых из числа безработных.
Таким же временным работником был и мистер Бронкс, взятый Амторгом на службу на время работы выставки за знание русского языка и за владение адресами всевозможных технических фирм. Располагались они в Даунтауне, то есть в нижнем городе, бывшем голландском поселке у порта Нью-Амстердам, с грязными улицами и переулками. Было здесь действительно все не так, как в чистом верхнем городе, с его «джентльменскими» просторными авеню, с геометрической точностью пересекающими их стритами под номерами, и единственным косо разрезающим и авеню, и стриты знаменитым Бродвеем, на котором теснились бесчисленные театрики, кинозалы и увеселительные заведения. Даунтаун был контрастом верхнему городу, где брошенные газеты подбирались армией негров, ходивших с заостренными палками. Попав сразу на бумажную фабрику, многостраничные фолианты превращались там в чистые листы.
Пригород Фляшинг, где создавалась выставка, в представлении человека, побывавшего в Нью-Йорке, не походил на американский город. На самом же деле, он был настоящим американским городком, тихим и патриархальным, без небоскребов, а состоящим только из одних стандартных коттеджей.
В одном из них мы и сняли вдвоем с Вениамином Вениаминовичем комнату. Добродушный хозяин, четверть века проживший здесь, так до конца и не постиг английский язык, упрямо называя Нью-Йорк Нев-Йорком, как он пишется. Зато нас с Вин Винычем он принял как родных. Причиной тому было наше русское приветствие всех словами:
— Добрый вечер.
— Чехи? — спросил кто-то, отвечая нам по-чешски: — Вечер добрый!
— Нет, русские.
Нам отвели комнатку на втором этаже, опрятную и удобную.
Утром за мной заехал мистер Бронкс на своей машине, держа ее из экономии, чтобы не тратиться на городской транспорт, где строгий кондуктор направит на вас по-гангстерски пистолет, чтобы вы опустили в щель в его дуле никель.
По пути мы заехали в десятицентовый магазин Вудворта, пожалуй, одну из главных достопримечательностей города. Там по дешевке я купил себе шляпу, недолго имевшую шикарный вид. Моя московская кепка, как и заграничный паспорт, остались у нашего приветливого консула, московского инженера Николая Ивановича. Он разъяснил нам, что с документами здесь никто не ходит, а кепку носят или негры или бродяги. Надо купить себе шляпы и снимать их обязательно в лифте, если там есть дама.
Амторг размещался на одном из этажей двадцатиэтажного здания. В лифте белозубый негр лихо прокатил нас с ветерком, так что при подъеме подкашивались ноги, а при остановке мы словно повисали в воздухе, как межпланетные путешественники.
Мистер Бронкс провел меня в пустующий кабинет, предоставленный нам для переговоров с фирмами. Вооружившись толстой телефонной книгой, он приглашал на строго определенные часы представителей нескольких фирм, чтобы передать им заказы на газосветное освещение, на установку прибывшего багажом на «Куин Мери» оборудования, включая мои велосипедные цепи и редукторы с «мальтийским крестом». Заграничная наша работа закипела.