Через костры и пытки
Шрифт:
Гален был великим врачом своего времени. Но время не стоит на месте. С той поры, когда он жил, человеческое познание ушло вперед. И познание человеческого организма тоже. Целый ряд положений, соответствовавших уровню знаний его эпохи, нуждалось в уточнении, пересмотре. Это естественный процесс, который понятен каждому. И лишь крайние консерваторы и ретрограды не желают того понимать. Им спокойнее и удобнее отстаивать старое, преграждая путь новому.
Такие же позиции занимала и церковь. Она боялась нового потому, что оно требовало пересмотра и церковных взглядов на те или иные вопросы. А богословие всегда претендовало на истинность своих представлений. Богословы
Везалий знал, как дорого обходится любая ошибка в медицине. Значит, надо исправить эти ошибки, дать правильное описание человеческого организма, ибо без этого медицина будет топтаться на месте, не сможет развиваться. Конечно, потребуется много усилий и труда, борьба с застоем, косностью, со слепым преклонением перед авторитетами. Но без этого медицина не сможет развиваться.
Начались годы напряженной работы над многотомным сочинением о внутреннем строении человеческого организма. Его невозможно было создать за письменным столом. Опровергнуть Галена можно было только с помощью фактов. А их давал лишь опыт. Поэтому каждое положение требовало многократной проверки, каждой фразе в трактате Везалия предшествовали многочисленные исследования.
Невозможно подсчитать, сколько часов провел он у секционного стола. Каждый орган изучался тщательно, скрупулезно. Везалий делал зарисовки, которые наглядно подтверждали его правоту. А потом началось сравнение с тем описанием различных органов тела, которые оставил Гален.
Четыре долгих года работал он над своим трудом. В 1543 году семитомный труд «О строении человеческого тела» вышел в свет в Базеле в издательстве Опорина.
— Безумец! Безумец!
Профессор Якоб Сильвий нервно ходил по кабинету, не находя себе места. Он был вне себя от гнева.
— Безумец, — повторял он. — Он поднял руку на самого Галена, на великого Галена. Он захотел затоптать в грязь самое святое. Ну нет, так это ему не пройдет.
В кабинете никого не было, и Сильвий мог дать волю своим чувствам. Консерватор и рутинер, Якоб Сильвий не мог простить подобной дерзости своему ученику. Для профессора Гален был иконой, на которую следовало молиться. Книгу, в которой подвергались пересмотру некоторые положения галеновского учения о строении организма, Сильвий воспринял как выпад против него самого.
— Ничего, ничего, — вслух говорил Сильвий. — Я отвечу ему. Я покажу, чего стоят его открытия, покажу всем, чтобы мир увидел, что Везалий — песчинка жалкая по сравнению с Галеном, титаном мысли, учение которого будет жить вечно.
Это были не пустые угрозы. Сильвий поклялся, что уничтожит своего бывшего ученика. И он начал действовать.
Вскоре появился написанный Сильвием памфлет, в котором опровергались доводы, выдвинутые Везалием, содержались призывы к самому строгому наказанию того, кто неуважительно отнесся к великому Галену, посмел усомниться в правоте его учения. Памфлет назывался «Опровержения клевет некоего безумца на анатомию Гиппократа и Галена, составленные Якобом в Париже». Сильвий выступил против своего ученика.
Памфлет был острым, написанным в раздражительном тоне. Но при всем своем желании его автор не мог опровергнуть ни одного положения, выдвинутого Везалием. Да он и не стремился к этому. Ему было важно показать, что дерзкий выскочка покусился на авторитет того, перед которым почтительно преклоняли голову самые именитые медики
Везалий предвидел, как обернутся события после опубликования его трактата «О строении человеческого тела». Еще раньше он писал: «…мой труд подвергнется нападкам со стороны тех, кто не брался за анатомию столь ревностно, как это имело место в итальянских школах, и кто теперь уже в преклонном возрасте изнывает от зависти к правильным разоблачениям юноши».
Памфлет Сильвия вызвал подлинную бурю. Полный злобных выпадов и клеветы, он был бездоказателен, но гневен и оскорбителен. Потоки ругани полились на голову Везалия, на тех молодых ученых, которые не желали мириться с застоем в науке.
Сильвий требовал расправы над ними. Он переступил через барьер научной полемики, заняв позиции сродни католическим инквизиторам.
Он не погнушался тем, чтобы обратиться к самому императору с требованием примерно наказать Везалия. «Я умоляю Цезарское Величество, — писал профессор Якоб Сильвий, — чтобы он жестоко побил и вообще обуздал это чудовище невежества, неблагодарности, наглости, пагубнейший образец нечестия, рожденное и воспитанное в его доме, как это чудовище того заслуживает, чтобы своим чумным дыханием оно не отравляло Европу…».
Ослепленный злобой Сильвий отступал от принятого в науке стиля письма, сбиваясь на стиль заурядного доносчика. Он желал погубить Везалия и добивался своего.
Сильвий все предусмотрел. Он знал, что учение Галена канонизировано в науке, что его имя пользуется беспрекословным авторитетом повсюду и, конечно, ученый мир выступит в его защиту против нападок Везалия.
Большинство именитых медиков действительно стали на сторону Сильвия. Они присоединились к его требованию обуздать и наказать Везалия, посмевшего подвергнуть критике великого Галена. Такова была сила признанных авторитетов, таковы были устои общественной жизни того времени, когда всякое новшество вызывало настороженность, всякое смелое выступление, выходившее за рамки установленных канонов, расценивалось как вольнодумство. Это были плоды многовековой идеологической монополии церкви, насаждавшей косность и рутину.
Немудрено, что трудом Везалия заинтересовалась и католическая церковь. Ведь, внося поправки в учение Галена, он вольно или невольно задевал и церковное учение, а это уже была ересь. Церковь, например, основываясь на библейском мифе о сотворении богом первых людей, учила, что господь, создав первого мужчину Адама из праха земного, затем усыпил его, вынул ребро, из которого сотворил праматерь человечества — Еву. Значит, у мужчин должно быть на одно ребро меньше, чем у женщин. Так требовала элементарная логика, если доверять библейскому сказанию. И в это верили, слепо верили люди. Никто даже не думал проверить, так это или нет. Церковное учение принималось на веру.
А Везалий проверил. Он вскрыл десятки трупов, тщательно изучил скелет человека и пришел к убеждению, что мнение, будто у мужчин на одно ребро меньше, чем у женщин, совершенно неверно. Но такое убеждение затрагивало церковное вероучение. Церковь же с подобным не мирилась.
Не посчитался Везалий и с другим утверждением церковников. В его времена сохранялась вера в то, что в скелете человека есть косточка, которая не горит в огне, неуничтожима. В ней-то якобы и заложена таинственная сила, с помощью которой человек воскреснет в день страшного суда, чтобы предстать перед господом богом. И хотя косточку эту никто не видел, ее описывали в научных трудах, в ее существовании не сомневались.