Через лабиринт
Шрифт:
– Извините за вторжение.
Брусков смутился и стал сгребать со стола хлебные крошки.
– У меня к вам один вопрос.
Козельский протянул служебное удостоверение.
Валерий попытался накрыть икру и батон газетой.
– Очень приятно, очень приятно...
– Нужна ваша помощь. Конкретно вот что. Не встречался ли вам один из этих людей?
Вадим положил на стол фотографии.
Брусков перебрал их, поднося близко к носу, и после некоторого раздумья отложил снимок Стояновского.
–
– Где вы с ним встречались?
– Здесь, в гостинице. Мы жили в одном номере. Я тогда очерк писал вернее, материал собирал, на химкомбинате. Это когда я узнал о Розе Ковальчук...
– Кто такая Роза Ковальчук?
– Героическая девушка. Разведчица партизанская.
– А... А об этом парне вы что-нибудь знаете?
– О нем ничего не знаю. Даже как зовут, не знаю. Да мы и не разговаривали ни разу. Он приехал, я спал. Утром ушел рано. Потом я видел его у дежурной. Вот и все. Больше не видел.
– И все-таки запомнили его неплохо?
Брусков потер пальцами подбородок.
– Видите ли, когда я увидел ботинки...
– Какие ботинки?
– В чемодане, в поезде...
Козельский даже хлопнул себя по лбу. Как же он сразу не вспомнил. Ну конечно. Брусков! Тот самый Брусков.
– Так это вы нашли чемодан?
– Ну да, я.
– Здорово! Меня зовут Вадим, между прочим.
Это "между прочим" Козельский позаимствовал у Мазина.
– А я Валерий.
– Слушай, Валерий, я читал твои показания, но там ни слова насчет ботинок, что они тебе известны.
– Я это сам только сейчас понял. Тогда я переволновался. Впервые пришлось с живым вором дело иметь. Да и огрел он меня так, что нога до сих пор болит. Так что про ботинки эти я тогда и не вспомнил. А потом стало что-то мерещиться. Как будто видел я где-то эти ботинки. Понятно, сначала подумал, что воображение разыгралось - мало ли таких "сапог"! А сейчас точно вспомнил, когда фото увидал. Я спал, а он вошел, топал этими ботинками, разбудил меня. Я лежал, злился. Ну вы-то хоть убийцу его нашли?
– Вот что, Валерий, - ответил Козельский.
– Я тебе, понимаешь, всего рассказать не могу. Но очень важно, что этот парень здесь делал, в Береговом. Может, что мелькнет у тебя в памяти, а?
Брусков покачал головой:
– Ничего. Если б знать такую петрушку...
Козельский засмеялся.
– Все так. "Если б знать..."
– Постой. Кажется, мелькнуло немного. Он у дежурной насчет оранжереи спрашивал. "Где у вас в городе оранжерея? Цветы там купить нельзя?" Я только обрывки разговора слышал.
Оранжереи в Береговом не оказалось. Было "Парниковое хозяйство химкомбината", которое Козельский обнаружил на самой окраине после долгих поисков. Когда он вошел под стеклянную крышу, где выращивали красивые, похожие на лотос белые цветы с незнакомым названием "калы", то вспомнил самшитовую рощу под Хостой.
Было жарко и сыро. Толстая женщина в грязном платье с короткими рукавами разгребала жирную черную землю.
– Простите, мне нужно поговорить с вами.
Женщина глянула на него недружелюбно.
– Вы работали здесь тринадцатого апреля?
– Если не воскресенье, так работала.
Мимо прошла девушка в розовом платочке и пальто - видно, собиралась уходить. Но приостановилась, прислушиваясь к разговору.
– В этот день у вас покупал цветы один молодой человек...
– Никто у нас ничего не покупал. Мы только для организаций цветы продаем.
Девушка пошла к выходу.
– Ему были очень нужны цветы.
– Понятия не имею. Мы такими делами не занимаемся.
– Но, может, не вы, а кто-нибудь другой из ваших работников?
– Без меня тут никто не распоряжается.
Осечка вышла полная. Козельский, ругаясь про себя, вернулся на автобусную остановку. Там под навесом стояла девушка в платочке.
– Товарищ, вы не рыженького такого спрашивали?
– Вот этого.
– Козельский от волнения забыл развернуть весь веер. Достал одну карточку.
Девушка закивала:
– Покупал он цветы, покупал. Только Матрене не говорите, что я сказала. Это ж не полагается, отдельным гражданам продавать. Она не хотела сначала, а он говорит: "Мне очень нужно, я заплачу, сколько вы скажете". Кажется, по рублю за цветок с него содрала.
– Золото мое!
– обрадовался Козельский.
– Как вас зовут-то?
– Я не скажу. Матрену боюсь.
– Ладно. Пусть это будет наша тайна. А для чего ему цветы нужны были?
– Не знаю. Не говорил. Сказал, очень нужны - и все. Я рядом работала, весь разговор слыхала. Зачем - не говорил.
– Ну и за то спасибо.
Подошел автобус. Козельский хотел было подсадить девушку, но она замотала головой.
– Мне другой нужен.
Козельский уехал один. Он был доволен собой. Нитка тянулась.
Сошел лейтенант на главной площади, где на бетонном постаменте зеленый танк с пробоиной в борту указывал на запад коротким орудийным стволом. Рядом стоял памятник погибшим подпольщикам-комсомольцам. Список фамилий на гранитной плите и даты: первые цифры разные, вторые одинаковые - 1942. "Моложе меня ребята были", - подумал Козельский. И пошел через площадь к гостинице, представляя, как закончит свой доклад Мазину словами: "Думаю, Игорь Николевич, что, как говорят французы, нужно искать женщину".