Через мой труп

Биркегор Миккель

Я не знал, что ему ответить, да и вообще не был уверен, что смогу выдавить из себя хотя бы слово. Отвернувшись, я посмотрел на лодки. Несколько минут мы стояли молча, потом я все же осторожно кашлянул и показал на его бинокль:

— Отличная штука. Можно, я попробую взглянуть?

Парнишка с готовностью кивнул, снял бинокль с шеи и протянул его мне:

— Только если что-то там произойдет, сразу же верни.

Я поднес бинокль к глазам, навел резкость и начал рассматривать лодки. В резиновой сидел человек в водолазном костюме. Он обеими руками сжимал конец троса, уходившего через борт куда-то в воду. Лодку отчаянно раскачивало, и, чтобы сохранять равновесие, водолазу

приходилось время от времени отрывать одну руку от троса и придерживаться ею за бортик.

Разумеется, я вовсе не ждал, что на поверхности моря будет очерчен контур тела жертвы, и, тем не менее, надеялся разглядеть что-нибудь необычное. Как бы там ни было, увиденное меня слегка разочаровало. Почему-то казалось, что я смогу заметить какие-нибудь визуальные признаки разыгравшейся здесь жестокой драмы. Однако вода надежно хранила свои тайны, и лишь присутствие лодок и буйков указывало на то, что в этом месте случилось нечто особенное.

— Ну что, что там такое? — нетерпеливо спросил стоящий рядом малыш.

— Ничего, — ответил я, возвращая ему бинокль.

Он моментально прижал его к глазам, чтобы — не дай бог! — чего-то не пропустить.

— Как думаешь, может, еще кого-то достанут? — с надеждой спросил он.

— Да нет там больше никого.

Я повернулся, собираясь снова вернуться на берег.

— А ты сам-то кто будешь, полицейский? Или что-то вроде того, да? — поинтересовался мальчуган, однако я уже молча шагал прочь.

Когда я поравнялся со стоящими на набережной полицейскими, они одарили меня презрительными взглядами.

— Ну что, поглазел на все, что хотел? — спросил один из них, когда я проходил мимо.

Что ж, их вполне можно было понять. Жаждущие кровавых подробностей зеваки — зрелище поистине гнусное и отвратительное. Но ведь меня-то сюда привело вовсе не любопытство. Или, по крайней мере, не то любопытство, которым были охвачены все люди, стоявшие на волнорезе. Я был здесь не для того, чтобы ощутить всплеск адреналина при виде крови, искореженных костей, обнаженных внутренностей или разбрызганных мозгов. Разумеется, когда в моих книгах кого-нибудь убивают или калечат, я использую все эти подробности в качестве средства эмоционального воздействия на читателей. Однако для этого мне вовсе не нужно воочию видеть то место, на котором разыгрывались сцены жестокого насилия, — я черпаю вдохновение, так сказать, изнутри. Мне не требуется видеть реальные ужасы. Как правило, чтобы представить их, достаточно просто закрыть глаза. Картины, которые при этом рисует мой собственный мозг, получаются достаточно яркими и живописными.

Однако, как бы там ни было, полицейский оказался прав: в бухте Гиллелайе я посмотрел все, что хотел.

3

На обратном пути к своей даче я попытался прикинуть, сколько всего человек уже могло прочесть роман «В красном поле». Первым рукопись читал, разумеется, мой редактор. Кроме него с ней могли ознакомиться еще три-четыре человека в издательстве, текст также мог побывать в руках у пары редакторов из читательских клубов. Официальный тираж должен поступить в свободную продажу еще через несколько дней, но книга уже напечатана. Это означает, что работники типографии имели к ней доступ, как минимум, на протяжении одного-двух месяцев. Сам я получил по почте тридцать авторских экземпляров. Вполне возможно, что некоторое количество книг из тиража уже разослано рецензентам и книготорговцам, сделавшим предварительные заказы. Из причитающихся мне тридцати экземпляров один я отправил Вернеру, еще один подарил соседу и по одному послал бывшей жене и родителям.

Итого набиралось

около ста человек, которые так или иначе были знакомы с бумажным изданием романа «В красном поле». Однако и в издательстве, и в типографии была электронная версия книги. Именно такие версии порой всплывали в самых непредсказуемых местах. Так, однажды я получил отрывок из своего романа «Дружные семьи», в котором имена жертв были заменены моим собственным и именами членов моей семьи. Правда, тогда меня это особо не встревожило. После того как ко мне пришел настоящий писательский успех, я привык получать письма, критикующие мое творчество и меня самого. Не исключено, что в тот раз кто-то допустил утечку электронной версии текста. Помнится, тогда издательство так и не смогло мне ничего объяснить, однако, воспользовавшись случаем, ужесточило внутренние меры безопасности. Однако все это произошло уже несколько лет тому назад. К тому же даже самые строгие меры со временем перестают быть действенными, если им регулярно не уделяют должного внимания.

Таким образом, узнать, у кого именно был доступ к роману «В красном поле», не представлялось возможным. Поэтому, добравшись до своей «Башни», я по-прежнему оставался в полном недоумении, как и до начала предпринятого путешествия.

— Здорово, Ф. Ф.! — окликнул меня мой сосед Бент после того, как я выбрался из машины.

Он стоял у въезда к себе во двор. На нем были мешковатые брюки военного образца и какая-то облегающая маечка. На плече лежал топор. В течение этого лета он завалил семь-восемь деревьев на своем участке и три на моем, так что теперь его сад напоминал гигантский разворошенный муравейник из бревен разной длины и толщины. Вместо одной ноги у Бента был протез, однако он всегда отличался неуемной активностью. Вот и теперь сосед задался целью собственноручно переколоть все дрова для камина.

— Привет. — Я попытался изобразить ответную улыбку.

— Что-то мы припозднились сегодня, — ухмыльнулся Бент.

Он намекал на наш ежедневный ритуал: где-то в районе трех мы с ним встречались, чтобы пропустить по маленькой. Бент пил пиво, а я — виски. Как правило, «Лафройг» или «Обан». Для меня это стало привычным завершением рабочего дня. Я редко работал дольше пяти-шести часов и со временем стал больше ценить живое человеческое общение. Особенно сразу после того как весь день просидишь, погрузившись мыслями в собственный сюжет. Темы наших с Бентом бесед нельзя было назвать интеллектуальными, а временами меня и вовсе раздражали его предвзятые суждения об иностранцах, женщинах и политике. Зато он постоянно пребывал в хорошем расположении духа и всегда был готов, в случае необходимости, протянуть руку помощи.

— Сегодня, Бент, к сожалению, я, кажется, пас. — Я слегка притронулся к виску. — Жутко болит голова.

— Что ж, ладно. — Было заметно, что он порядком разочарован. — Перетрудился небось со всеми этими убийствами.

— Что?

— Ну, я имел в виду — выдумывая их.

— А-а… вот ты о чем. Нет, мне кажется, дело не в этом. Похоже, грипп подхватил, — соврал я.

Бент сочувственно кивнул:

— О’кей, тогда, конечно, выздоравливай.

Он снял с плеча топор и опять взялся за свои дрова, однако стоило мне только повысить голос, как сосед снова прервался.

— Кстати, ты как, уже начал читать?

Бент помотал головой.

— Пока что нет, — сказал он. — Собственно, я и прошлую твою книгу еще не до конца одолел. Читаю я не слишком быстро, а когда повкалываешь тут целый день, то не успеваешь прилечь с книжкой, как тебя уже сморило. — Он усмехнулся. — Не то чтобы ты скучно писал, нет. Просто, знаешь, от свежего воздуха так в сон клонит.