Через океан
Шрифт:
Эбенезер рассказывал сам, что, решив выстроить дом, он все предоставил архитектору, сказав лишь, чтобы все было как можно красивее и дороже. После архитектора явились обойщики, получившие те же инструкции. Результат этих стараний хотя временами и заставлял желать побольше вкуса, но зато своим подавляющим великолепием вполне удовлетворял мечты владельца.
Золото и шелк, художественная бронза, ослепительной красоты обои и восточные ковры со всех сторон обрамляли мозаичные медальоны с вензелем Куртисса.
В прихожей было с полдюжины рослых лакеев с толстыми икрами в красных и персикового цвета ливреях.
— Как был бы я жалок здесь! — сказал с улыбкой Раймунд, пока докладывали о нем нефтяному королю. Почти тотчас же лакей объявил, что барин приказал немедленно
Все, что он мог бы сказать и доказать по расходной книге, это то, что тут было живописи на несколько миллионов. А это и было главное в глазах Эбенезера, так как картинная галерея должна была лишь свидетельствовать о богатстве. Картины были размещены там по их стоимости. Самые дорогие занимали почетное место, — по крайней мере, если размеры их не были чересчур уже велики: однажды Эбенезер, не задумываясь, велел срезать небо великолепного Тициана, который доходил до потолка. Он очень радушно принял Раймунда, которого не видел целую неделю, и сейчас же объявил ему, что инженеры дали вполне благоприятное заключение о проекте. Они не только считали возможным проложить трубу, но находили, что это даже легко сделать в срок, назначенный Раймундом.
— В этом отношении, — сказал нефтяной король, — нечего сомневаться! В нашем проекте нет ничего несбыточного, и два солидных общества предлагают взяться за него. Но не скрою от вас, что, несмотря на одобрение инженеров, капиталисты против этого дела — они все считают его рискованным и говорят, что не пожертвуют на это ни одного доллара. Это для меня не важно! Я могу выполнить проект один, мой постоянный принцип — не делить ни с кем ни расходов, ни доходов, раз дело верное, — и я ничего не потерял от этого. В сущности, такой системе я и обязан своим богатством. Пробуравливая колодец Вилльямса, я видел сколько раз, что средства мои иссякают и мне нечем расплатиться с рабочими. Ко мне приходили с предложениями войти в долю, но я стоял на своем и отказывался. Я скорее продал бы обручальное кольцо жены! В конце концов я один достиг нефти, вместо того, чтобы уступить за несколько сотен долларов то, что стоило миллионы… Также я поступлю и с трубой, но только с условием, чтобы она не встала дороже назначенной вами суммы и вскоре могла бы быть пущена в ход.
— Я ручаюсь за это! — живо вскричал Раймунд. — Я с пользой эту неделю, — сказал он, вынимая из кармана записную книжку и показывая ее Эбенезеру. — Вот цифры, доказывающие это. Я советовался с самыми компетентными специалистами, посетил самые большие фабрики, изучил средства, находящиеся в нашем распоряжении, и могу, основательно ознакомившись с делом, повторить свое обещание. Вполне законченная труба будет стоить четыре миллиона долларов, с резервуарами же, необходимыми у начала и конца трубы, самое большее — пять. Будь у меня завтра нужный капитал, я берусь через год устроить транспорт нефти через Атлантический океан!
— Через год? — повторил Эбенезер. — Это, кажется, невозможно, судя по времени, нужному для прокладки подводного кабеля!
— Потому что не берутся за дело, как следует! Лично я вот как поступил бы: я сдал бы приготовление частей трубы одновременно нескольким французским и американским заводам, чтобы дело продвигалось быстрее. В Нью-Йорке устроил бы одно бюро для приема и отправки, другое же в Бресте, так как подводное сообщение будет устроено между этими двумя пунктами, — причины этого я объясню вам впоследствии. Двадцать пароходов получат свой груз готовых труб, и затем каждый из них проложит трубы в назначенном ему по плану месте. Вы знаете ведь, что сегменты металлических труб, покрываемые гуттаперчей в самый момент погружения, могут быть закрыты по желанию и затем опущены в море. Электрические бакены указывают на их положение
— Я хочу этого, хочу! — вскричал Эбенезер, с силой сжимая руку молодого человека. — Мой дорогой Фрезоль, вы заражаете меня своей уверенностью. Но эта труба, следовательно, будет очень небольшого диаметра, раз она обойдется нам всего в четыре миллиона долларов, или двадцать миллионов франков?
— Маленького диаметра? Вовсе нет! Какая же выгода прокладывать через океан трубу, доставляющую лишь несколько литров в минуту? Ее размеры должны соответствовать нынешнему вывозу нефти и даже будущему. Ведь наша цель — уничтожить современный способ транспортировки нефти! Поэтому необходимо, чтобы наша труба пропускала по крайней мере ста двадцать или сто тридцать тысяч галлонов в день. Для этого необходим диаметр в восемьдесят сантиметров, и на такой диаметр рассчитана вся стоимость.
С этими словами Раймунд подал Эбенезеру сметы, сделанные пятью самыми крупными нью-йоркскими заводами.
— Я взял среднюю из этих цен, и по ней километр трубы обойдется приблизительно в три с половиной тысячи франков. Но вы знаете лучше меня, что можно будет получить скидку, затеяв переговоры сразу с американскими, французскими и английскими заводами. Следовательно, мы вполне можем рассчитывать на более низкие цены.
— Нужно закончить дело за один год! Непременно нужно! — говорил, шагая в волнении, Эбенезер. — О деньгах и говорить не стоит, раз достаточно четырех-пяти миллионов долларов! Я всегда предполагал, что потребуется не менее восьми или десяти миллионов, — и признаюсь вам, что охотно согласился бы даже на шесть, так как в подобном предприятии всегда надо иметь в виду различные непредвиденные расходы.
— За шесть миллионов долларов я берусь снабдить подводную трубу почти необходимым электрическим кабелем, прикрепив его к нашим поплавкам! — сказал Раймунд.
— Электрический кабель! — вскричал нефтяной король, насторожившись. — Это — идея, и славная идея! Прикрепленный к поплавкам, он будет легче и короче всех нынешних кабелей, идущих по дну океана, следовательно, обойдется гораздо дешевле, и депеши можно будет принимать по уменьшенным ценам. Значит, смерть остальным кабелям! Знаете ли, мой милый Фрезоль, что вам пришла в голову счастливая мысль?
— Это очень просто. Раз мы имеем линию поплавков, было бы глупо не утилизировать ее. Электрический кабель будет немедленно сообщать нам обо всем происходящем на обоих концах трубы; с другой стороны, им может пользоваться и публика.
На эту тему, близкую для обоих, разговор тянулся очень долго, до ленча. Когда лакей доложил о завтраке, Раймунд с радостью принял предложение и перешел в столовую, которая отличалась таким же великолепием, как и остальная часть дома.
Сервировка стола была достойна обстановки и по роскоши совершенно не соответствовала интимному завтраку. Чайная посуда, массивные золотые чаши для льда, напудренные лакеи — все было налицо! Если бы не tкte-а-tкte, то гость мог бы вообразить себя за дипломатическим обедом. Эбенезер во время своего пребывания в Нью-Йорке считал эту пышность необходимой и, скрепя сердце, переносил ее. Он не решался даже сказать французскому повару, что всем кушаньям предпочитает бобы в масле, как он ел их в Дрилль-Пите, — Магда раз навсегда заявила ему, что бобы — кушанье грубое и «очень дурного тона».