Через пустыню
Шрифт:
Однако этого они точно не знали. Мы можем поехать в Сан-Диего или обратно на север к Сан-Франциско по прибрежной тропе.
Бандиты будут преследовать нас, и я собирался устроить им хорошую погоню. Если они ищут следы, я проложу их предостаточно, и по самым диким местам. Но только моей черноглазой спутнице это не понравится. Вообще-то похоже, она уже сожалела о нашей сделке. Не знаю, что с ней будет, если бандиты нас настигнут, но и то, что ждет впереди, достаточно плохо.
Джо Уокер и Старый Билл Уильяме, оба горцы, достаточно много рассказали мне о Мохаве, но еще больше
Я не в первый раз пересекал пустыню. В ней удобно скрываться от закона. Лучше всего найти укрытие и просидеть там весь день до захода солнца. Но нам приходилось скакать днем, под раскаленным небом. Дело в том, что преследователи не давали нам времени для отдыха.
Мы устало двигались вперед. Иногда я оглядывался посмотреть, не появились ли бандиты, раза два мы останавливались, и я обтирал лошадей и давал Доринде выпить глоток воды.
На закате мы настолько приблизились к горам, что я стал искать перевал. Наконец я заметил провал в длинном хребте, и мы направились к нему. И тут я в последний раз оглянулся и увидел на фоне неба тонкую полоску пыли.
В прохладной темноте мы пересекли Шип-Хоулс-Маунтинс и остановились в небольшой пещере.
Я устал до смерти, а когда снял черноглазую Доринду с коня, она едва стояла на ногах, поэтому мне пришлось усадить ее на песок, развести небольшой костер и приготовить по кружке кофе. Ей необходимо было выпить горячего, да и мне тоже. Тем временем я проверил винчестер, затем револьвер. Покопавшись в седельных сумках, я вытащил запасной кольт и тоже зарядил его.
— Там вы убили человека, — внезапно сказала девушка.
— Да, мэм. Может быть, двух или трех.
— Вас это, кажется, не беспокоит.
— Они сами напали на меня.
Я налил ей кружку кофе и сел на корточки подальше от огня, чтобы мой силуэт не был виден в отблесках костра, а треск углей не мешал вслушиваться в ночь.
— У меня никогда не возникало желания убивать людей, мэм, но если кто-то берет оружие и нападает, он рискует получить то, что просит.
Она почти засыпала, и я передал ей кусок вяленого мяса.
— Поешьте, — сказал я. — Это не особенно вкусно, зато полезно.
Я и сам пожевал мяса, а потом сказал:
— Носить оружие — вообще рисковая штука. Рано или поздно его придется применить, потому что если ты его носишь, значит, в определенной ситуации готов стрелять.
Я увидел, что девушка крепко заснула, поэтому прикрыл ее одеялом и затушил костер. Затем вышел из пещеры, обтер коней и дал им чуточку воды. Ее было мало, им хотелось еще, но у меня больше не было, и, кажется, они это поняли.
Взяв винчестер, я немного побродил вокруг, постоял под яркими звездами, вслушиваясь в ночь, и каждый шорох имел для меня значение, но я не услышал звуков, выдававших присутствие человека: скрипа седла, звона металла или шуршания одежды, когда она трется о камень.
Черноглазая девушка устала до изнеможения. Нравится мне это или нет, но обязательно надо найти где-нибудь укрытие и дать ей отдохнуть. Однако хуже всего для нас оказалось
Меня все больше интересовало, что такого сделала Доринда Робизо, чтобы так досадить им.
Она была очень красивой девушкой, женщиной того типа, который привлекает всех мужчин. Даже в таком измученном состоянии она была прекрасна.
Через некоторое время я вернулся, проверил лошадей и зарылся в песок, чтобы поспать.
Но хотя я дико устал, сон не шел, потому что я вдруг подумал, что очень мало знаю о Доринде Робизо: ни откуда она родом, ни кто она, ни куда она направлялась. Все, что мне известно, — это впечатление о первой встрече — встрече с колдуньей.
Не то чтобы я верил в колдуний. Всю жизнь я слушал про них сказки, но не видел ни одной, как не видел их колдовства.
На этом я постепенно стал отключаться, и следующее мое ощущение — солнечный свет.
Яркий дневной солнечный свет.
Меня разбудило солнце, бьющее прямо в глаза. Я быстро сел и огляделся.
Я не мог сразу понять, где нахожусь, пока не увидел девушку. Она тоже сидела.
— Мы проспали, — сказал я, — и все из-за меня.
Вокруг круто вздымались иззубренные скалистые стены. Впереди, на юге, лежала открытая пустыня, на горизонте которой милях в двенадцати — четырнадцати высились горы Пинто-Маунтинс.
Пещера, или, точнее, площадка под скалистым навесом, где мы прятались, представляла собой примерно акр ровной земли и песчаных дюн. В глубине росло немного хорошей сочной травы, и я стреножил коней там. Вход прикрывала высокая дюна и редкий кустарник, так что снаружи вход был почти невидим.
Именно это и спасло нас, это да еще ветер, который не дал лошадям почувствовать друг друга, потому что когда я поднялся на верх дюны, ярдах в пятидесяти я увидел тех самых всадников. Они столпились, что-то обсуждая.
Ночью ветер замел наши следы, и теперь бандиты явно спорили, в какую сторону направиться.
Склон горы высоко занесло песком. Чтобы увидеть пещеру, нужно было въехать на дюну, а со стороны казалось, что здесь нет ничего, кроме скал и песка.
Я жестом приказал Доринде молчать, а сам продолжал наблюдать за преследователями с вершины покрытой низким кустарником дюны Винчестер лежал рядом, готовый заговорить, как только в этом возникнет нужда. Я не слышал, о чем они спорили, но бандиты наконец развернули коней в сторону ручья у Твенти-Найн-Палмс.
Это было почти так же плохо, как если бы они напали на нас, потому что ближе воды я не знал, а наши фляги значительно полегчали.
Лежа на песке, я смотрел, как они отъезжают. Когда бандиты доберутся до ручья, они поймут, что опередили нас, и будут сидеть в засаде, уверенные, что рано или поздно мы там появимся.
Я понимал, что они увозят с собой наши жизни. Нелегко было наблюдать за ними, зная, что девушка зависит от меня и надеется. Когда я подумал, что принесет нам завтрашний день — солнце, пыль, мили и мили пустыни, — мне стало страшно.