Через пустыню
Шрифт:
Он подвел нас к большому каменному зданию.
— Здесь живет бей, — сказал человек, а потом удалился.
В деревне царило исключительное оживление. Кроме домов и хижин, я заметил множество палаток, перед которыми были привязаны лошади или ослы, а между палатками двигалась многолюдная толпа. Она была такой большой, что нашего прибытия, казалось, не заметили.
— Сиди, посмотри сюда! — сказал Халеф. — Узнаешь?
Он показал на осла, привязанного у входа в дом. В самом деле, это был осел нашего толстяка писаря! Я спешился
— И ты не хочешь дать мне никакой другой квартиры?
— У меня нет никакой другой! — раздалось в ответ.
— Ты староста этой деревни, ты должен предоставить мне хоть какую-нибудь!
— Я тебе уже сказал, что у меня ничего нет. Деревня переполнена паломниками. Больше нет ни одного свободного места. Почему твой эфенди не возит с собой палатки?
— Мой эфенди? Он — эмир, крупный бей, более знаменитый, чем все вожди езидов в ваших горах!
— Где он?
— Он приедет. Сначала он поймает одного пленника.
— Поймает пленника? Ты что, с ума сошел?
— Убежавшего пленника.
— Ах так!
— У него есть фирман [135] султана, фирман консула, фирман и много писем от губернатора, а вот и мое свидетельство!
— Он мог прийти сам!
— Что? У него есть права на диш-парасси, а ты говоришь, он мог бы прийти сам! Я хочу говорить с шейхом!
— Его здесь нет.
— Тогда я поговорю с беем!
— Войди к нему!
— Да, я пойду. Я — ротный писарь государя, мое месячное жалованье составляет тридцать пять пиастров, и мне не надо бояться какого-то деревенского старосты. Ты слышишь?
135
Фирман — повеление, указ падишаха (тур. ).
— Да, тридцать пять пиастров в месяц! — раздалось почти весело. — Что ты еще получаешь?
— Что еще? Два фунта хлеба, семнадцать лотов мяса, три лота сливочного масла, пять лотов риса, один лот соли и полтора лота приправ ежедневно, а кроме того, мыло, растительное масло и сапожную ваксу. Понимаешь меня? А если ты смеешься над моим носом, которого у меня больше нет, я тебе расскажу, как он у меня пропал! Это было тогда, когда мы стояли под Севастополем. Я оказался под градом пуль, и…
— У меня нет времени тебя слушать. Должен ли я сказать бею, что ты хочешь с ним говорить?
— Скажи ему обязательно. Но не забудь упомянуть, что я не позволю ему отделаться от меня.
Значит, это моя персона была темой этой громкой беседы. Я вошел, Мохаммед Эмин и Халеф последовали за мной. Староста как раз собирался открыть дверь, но при нашем появлении обернулся.
— Вот и эмир пришел, — сказал Ифра. — Он покажет, кому ты должен повиноваться!
Сначала я обратился к ротному писарю;
— Ты здесь! Как же это
На лице его проявилось некоторое смущение, однако он не задержался с ответом:
— Разве я не сказал тебе, твое превосходительство, что поеду вперед?
— Где же остальные?
— Исчезли, испарились, смылись!
— Куда?
— Я этого не знаю, твое высочество.
— Ты же должен был это видеть!
— Я видел очень немного. Когда пленный убежал, все бросились за ним, мои люди и арнауты тоже.
— Почему же ты не последовал вместе со всеми?
— Мой осел не захотел, господин. А кроме того, я же должен был ехать в Баадри, чтобы подготовить тебе квартиру.
— Хорошо ли ты рассмотрел убежавшего пленника?
— Как я мог это сделать? Я же лежал, уткнувшись лицом в землю, а когда поднялся, чтобы отправиться в погоню, он уже был далеко.
Я обрадовался этому, имея в виду безопасность Мохаммеда Эмина.
— Скоро ли приедут остальные?
— Кто их знает! Аллах неисповедим, он ведет верующих то туда, то сюда, то направо, то налево, как ему понравится. Пути людей отмечены в Книге провидения.
— Али-бей здесь? — спросил я старосту деревни.
— Да.
— Где?
— За этой дверью.
— Он один?
— Да.
— Скажи ему, что мы хотим говорить с ним!
В то время как староста вышел в другую комнату, Ифра отвел маленького Халефа в сторону и тихо спросил, кивнув на Мохаммеда Эмина:
— Кто этот раб?
— Шейх.
— Откуда он взялся?
— Мы его встретили по дороге. Он — друг моего сиди и теперь останется с нами.
— Он щедро платит?
— О, вот так! — сказал Халеф, растопырив все десять пальцев.
Этого бравому писарю было достаточно, как я заметил по его просиявшему лицу.
В этот момент дверь открылась, и в комнату вернулся староста. За ним появился очень хорошо сложенный молодой человек, высокий и гибкий, с правильными чертами лица и сияющими глазами. Одет он был в изящно вышитые штаны, дорогую курточку и тюрбан, из-под которого ниспадали роскошные вьющиеся волосы. За поясом у него торчал всего лишь один нож с рукоятью весьма искусной работы.
— Добро пожаловать! — сказал он, протягивая руку сначала мне, потом шейху и наконец Халефу. Башибузука он, казалось, не заметил.
— Прости меня, господин, что я вошел в твой дом, — ответил я. — Близок вечер, и я хотел спросить тебя, есть ли в твоих владениях местечко, где бы мы могли приклонить свои головы на отдых.
Он внимательно оглядел меня с головы до пят, а потом ответил:
— Не следует спрашивать путника, куда он идет и откуда. Но мой староста сказал, что ты эмир.
— Я не араб и не турок, я приехал с далекого запада, я немей.
— Немей? Я не знаю такого народа и не видел еще никого из немей. Но об одном немей я слышал и очень охотно бы с ним познакомился.