Через пустыню
Шрифт:
Это были, как и обещал паша, пятеро арнаутов и пятеро башибузуков. Последние были одеты в обычную турецкую форму. На арнаутах же были пурпурные бархатные куртки, зеленые, отороченные бархатом жилетки, широкие шарфы, красные панталоны с накладными металлическими полосками и красные тюрбаны. У них было столько оружия, что этими ножами и пистолетами можно бы было вооружить в три раза более многочисленный отряд. Башибузуками командовал старый ротный писарь, арнаутами — дикого вида онбаши.
Ротный писарь был, кажется, оригиналом. Он сидел не на лошади, а на осле. На шее у него висел
Я дал Халефу полную бутылку крепкой ракии и приказал ему угостить этих храбрых героев. Хаджи Халеф Омар вышел к ним, а я пристроился у дверей, чтобы понаблюдать за событиями.
— Доброе утро, храбрые воины! Добро пожаловать к нам!
— Доброе утро! — ответили все разом.
— Вы прибыли, чтобы сопровождать знаменитого Кара бен Немей в его путешествии?
— Да, паша послал нас с этой целью.
— Тогда я хочу вам сказать, что мое имя Хаджи Халеф Омар-ага бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара. Я — путевой маршал того, кого вы должны сопровождать, а вы, стало быть, должны подчиняться моим указаниям. Что гласит приказ, данный вам пашой?
Отвечал писарь, и притом таким фальцетом, что в звуках его голоса мне послышалась старая, проржавевшая труба:
— Я — ротный писарь падишаха, да благословит его Аллах, и зовут меня Ифра. Запомни это имя! Паша, вернейшим слугой которого я являюсь, дал мне эту чернильницу и эти перья вместе с большим количеством бумаги, чтобы записать все, что вам и нам встретится. Я храбрый вождь этих людей и докажу вам, что…
— Молчи, ты, погонщик ослов! — прервал его онбаши, поглаживая свою густейшую бороду. — Кто ты такой? Наш предводитель? Ты карлик! Ты — хозяин чернильницы и гусей, чьи перья торчат из твоей головы! Больше ты никто!
— Что? Я ротный писарь, и меня зовут Ифра. Моя храбрость…
— Молчи, я тебе сказал! Твоя храбрость — в ногах у твоего осла, да испепелит его Аллах! Это жалкое создание днем привыкло убегать, а ночью — реветь на звезды. Мы знаем и тебя, и твоего осла. Только вот не ясно, кто из вас писарь, а кто осел!
— Придержи свой язык, онбаши! Разве ты не слышал о моей храбрости? В бою я рисковал забираться даже туда, где отрубают носы. Посмотри на мой нос, которого, к несчастью, больше нет, и ты поразишься отваге, с которой я шел сражаться! Или ты не знаешь историю о том, как я потерял нос? Так слушай! Это было тогда, когда мы под Севастополем воевали с московитами; я оказался в самой гуще рукопашной схватки и только поднял руку, чтобы…
— Молчи! Твою историю мы уже тысячу раз слышали! — И, обращаясь к Халефу, он продолжал: — Я — онбаши Улар-Али. Мы слышали, что эмир Кара бен Немей храбрый человек, и это нам нравится. Мы также слышали, что он назначен нашим агой, и это нам нравится еще больше. Мы будем его защищать,
— В таком случае я спрашиваю еще раз: что вам приказал паша?
— Он приказал нам позаботиться о том, чтобы эмира повсюду принимали как друга, как брата паши.
— Значит, мы будем везде безвозмездно получать кров и пропитание?
— Все, что нужно вам, а также нам.
— Вы знаете и про диш-парасси?
— Да, эмир нам говорил об этом.
— Его полагается выплачивать наличными?
— Да.
— Какую сумму это составит?
— Любую, какую пожелает эмир.
— Аллах да благословит пашу! Его разум светел, каксолнце, а его мудрость освещает мир. Вам будет хорошо у нас. Вы готовы отправиться в путь?
— Конечно, хоть сейчас.
— Еда у вас с собой?
— На целый день.
— Но палаток нет!
— Нам они не нужны, потому что каждый вечер мы будем получать хорошую квартиру.
— Вы знаете, что мы поедем через страну езидов?
— Мы об этом знаем.
— Вы боитесь поклонников дьявола?
— Боимся? Ага Халеф Омар, слышал ли ты когда-нибудь, чтобы арнаут боялся? Хотя бы и самого мард эш-шайтана, человека-дьявола? Скажи эмиру, что мы готовы его встретить.
Через некоторое время я приказал привести своего коня. Десять человек охраны стояли передо мной навытяжку, каждый возле морды своей лошади. Я только кивнул им, сел в седло и дал знак следовать за собой. Маленький отряд пришел в движение.
Мы проскакали по наплавному мосту и оказались на левом берегу Тигра, вне пределов города Мосула. Только тогда я подозвал к себе онбаши и спросил его:
— Кому ты теперь служишь — мне или паше?
— Тебе, о эмир.
— Я доволен тобой. Пошли мне сюда писаря.
Онбаши ускакал, а вместо него подъехал маленький толстяк.
— Твое имя Ифра? Я слышал, что ты храбрый воин.
— Очень храбрый! — уверил он меня своим трубным голосом.
— Ты умеешь писать?
— Очень хорошо и очень красиво, о эмир!
— Где ты служил и воевал?
— Во всех странах земли.
— Ого! Назови-ка мне эти страны.
— Зачем, эмир? Это больше тысячи названий!
— Тогда ты должен быть знаменитым писарем.
— Я весьма известен! Ты ничего обо мне не слышал?
— Нет.
— Значит, ты в своей жизни не выезжал за пределы родной страны, иначе ты бы услышал обо мне. Я должен, например, рассказать тебе как-нибудь, как я потерял нос. Это было именно тогда, когда мы под Севастополем воевали против московитов; там я ввязался в ожесточенную рукопашную схватку и как раз поднял руку…
Его прервали. Мой вороной не выносил ослиного запаха. Он сердито фыркал, топорщил гриву и кусал писарского серого. Осел сначала взбрыкивал, пытаясь избежать укуса, а потом резко свернул в сторону и побежал прочь. Он продирался через кусты, перепрыгивал через камни, маяча далеко впереди нас. Маленький писарь едва держался на спине осла. Вскоре оба исчезли из наших глаз.
— Всегда с ним такое случается! — донеслись до меня обращенные к Халефу слова онбаши.
— Мы должны ехать за ним, — ответил тот, — иначе мы его потеряем.