Через реку

Голсуорси Джон

– Нет. Но Клер хотела поехать посмотреть. Оттуда она явится прямо сюда вместе с Монтами.

– Что вы хотели сказать, написав, что она нервничает?

– Насколько я знаю Клер, она любит быть в самой гуще событий, а сейчас она не у дел.

Динни кивнула.

– Вы ничего не слышали от неё насчёт Тони Крума?

– Слышал. Она рассмеялась и сказала, что он выронил её, как горячую картофелину.

Динни приняла у Дорнфорда шляпу и повесила её.

– А насчёт уплаты издержек? – спросила она, не оборачиваясь.

– Я

специально ездил к Форсайту, но так ничего и не выпытал.

– Вот как?.. Вы сначала вымоетесь или прямо подниметесь к себе? Обед в четверть девятого. Сейчас половина восьмого.

– С вашего разрешения, пройду прямо наверх.

– Теперь у вас будет другая комната. Я вас провожу.

Она дошла с ним до маленькой лестницы, ведущей в "комнату священника":

– Вот здесь ваша ванная. А теперь прямо наверх.

– "Комната священника"?

– Да. Но привидений в ней нет.

Она встала у окна:

– Вон тут, видите, ему по ночам спускали с крыши еду. Вид красивый, правда? А весной, когда всё цветёт, ещё лучше.

– Замечательный!

Он стоял рядом с ней у окна, и Динни видела, как его побелевшие от напряжения пальцы сжимают каменный подоконник. Волна горечи захлестнула её. Сколько раз она мечтала о том, как будет стоять здесь бок о бок с Уилфридом! Она прислонилась к оконной нише и закрыла глаза. Когда, она их открыла, Дорнфорд, не отрываясь, смотрел на неё. Губы его дрожали, руки, заложенные за спину, были стиснуты. Девушка направилась к двери:

– Я велю принести и распаковать ваши вещи. Кстати, ответьте мне: вы сами уплатили издержки?

Он вздрогнул и отрывисто рассмеялся, словно его внезапно перенесли из трагедии в комедию.

– Я? Нет. Мне и в голову не пришло.

– Вот как? – опять повторила девушка. – Обед ещё не скоро, вы успеете.

И она сошла вниз по маленькой лестнице.

Верить ему или нет? А какая разница? Она должна была задать вопрос, он должен был ответить. "Ещё одну реку, переплывём ещё одну реку!.." Раздался шум второго автомобиля, и девушка побежала в холл.

XXXVIII

В эту странную субботу, когда всем, кроме Майкла и Флёр, было не по себе, Динни, прогуливаясь с Флёр по саду, неожиданно получила ключ к разгадке тайны.

– Эм говорит, – начала Флёр, – что ваши ломают себе голову, кто уплатил издержки. По её словам, вы лично подозреваете Дорнфорда и вам тяжело чувствовать себя обязанной ему.

– Ничего удивительного. Это всё равно как сознавать, что ты задолжала портнихе.

– Дорогая моя, – сказала Флёр, – строго по секрету признаюсь вам: заплатила я. Роджер пришёл к нам обедать и стал сокрушаться, как неприятно направлять счёт людям, у которых нет лишнего пенса. Я посоветовалась с Майклом и послала Роджеру чек. Мой отец составил себе состояние адвокатурой, так что всё получилось тем более кстати.

Динни вытаращила глаза.

– Видите ли, – продолжала Флёр, беря Динни под руку, – после того

как правительство конвертировало заём, мои облигации вскочили на десять пунктов, так что, даже уплатив девятьсот с лишним, я всё равно уже на пятнадцать тысяч богаче, чем была, а курс все повышается. Я рассказала вам только потому, что боялась, как бы это не помешало вам выйти за Дорнфорда. Скажите откровенно, помешало бы?

– Не знаю, – помрачнела Динни. Она в самом деле не знала.

– Майкл говорит, что давно не встречал такого настоящего человека, как Дорнфорд, а у Майкла острое чутьё на людей. Знаете, – Флёр остановилась и выпустила руку девушки, – я удивляюсь вам, Динни. Вы рождены быть женой и матерью, – это слепому видно. Конечно, я помню, что вы пережили, но ведь прошлое мертво и не встанет из могилы. Я-то знаю, – я ведь пережила то же самое. Нужно думать о настоящем и будущем, то есть о нас самих и наших детях. Особенно это нужно вам, потому что вы – воплощение традиции, преемственности и всякого такого. Не позволяйте воспоминаниям портить вам жизнь. Простите меня, дорогая, но ваш случай абсолютно ясен: либо сейчас, либо никогда. А слово «никогда» применительно к вам – слишком грустная перспектива. Я, конечно, почти лишена морального чувства, заключила Флёр, нюхая розу, – но зато у меня много здравого смысла, и я терпеть не могу, когда чтонибудь пропадает даром.

Динни, растроганная взглядом этих карих глаз с необыкновенно яркими белками, долго молчала, прежде чем ответить.

– Будь я католичкой, как он, я не колебалась бы.

– Монастырь? – иронически подхватила Флёр. – О нет! Моя мать католичка, и всё-таки – нет. А вы к тому же и не католичка. Нет, дорогая, единственное решение – семейный очаг. Другое было бы ошибкой. А совместить оба нельзя.

Динни улыбнулась:

– Мне остаётся лишь просить прощения за то, что я доставляю людям столько хлопот. Как вы находите эту Анжель Перне?

За весь субботний вечер Динни не пришлось больше поговорить с Дорнфордом: он агитировал соседних фермеров. Но после обеда, когда она вела счёт за четырёх игроков, заложивших русскую пульку, он подошёл и встал рядом с ней.

– В доме ликование, – бросила она, приписывая Флёр девять очков. Как фермеры?

– Самонадеянны.

– Неужели?

– Это ещё больше осложняет дело.

– Такая уж у них манера держаться.

– Чем вы занимались сегодня, Динни?

– Собирала цветы, гуляла с Флёр, играла с Катом, возилась со свиньями… Пять на тебя, Майкл, и семь на них. Вот уж подлинно христианская игра: делай партнёру то, что хочешь получить от него.

– Русская пулька! – задумчиво протянул Дорнфорд. – Странно слышать такое название от людей, ещё отравленных религией.

– Кстати, если вы собираетесь завтра к мессе, то до Оксфорда рукой подать.

– А вы со мной поедете?

– О да! Я люблю Оксфорд и только раз слышала мессу. Езды туда минут сорок пять.