Через Солнечную сторону
Шрифт:
Я не успел даже крикнуть, как услышал грохочущий окрик майора:
– Мак! Остановись! Остановись, идиот!
Но вездеход Макиверса был уже на "мостике" и катил по нему, не снижая скорости. Наплыв дрогнул под колесами, на одно страшное мгновение мне показалось, что он падает, проваливается под машиной, но секундой позже машина уже перевалила на ту сторону, взметнув облако пыли, и в наушниках прозвучал полный издевательского торжества голос Макиверса:
– Вперед, эй вы, разини! Вас тоже выдержит!
В ответ послышалось
– Давай теперь ты, Питер. Не торопись. Потом подсоби Джеку перетащить волокуши.
Голос его звучал напряженно, словно натянутая струна.
Не прошло и десяти минут, как все машины стояли по ту сторону трещины. Майор проверил их состояние, затем повернулся к Макиверсу и, гневно глядя на пего, сказал:
– Еще один такой трюк, и я привяжу тебя к скале и брошу здесь! Понял? Попробуй еще хоть раз...
Макиверс запротестовал:
– Господи, да если мы оставим впереди Клэни, нам отсюда вовек не выбраться! Любой подслеповатый болван мог бы увидеть, что этот наплыв нас выдержит.
– Я заметил, что он все время движется.
– Ну, ладно, ладно. У тебя уж больно острое зрение. Но зачем столько шума? Мы ведь перебрались, чего еще вы хотите? Я только одно скажу - нам нужно все-таки побольше дерзости; кое-где без нее не обойтись, не то мы из этой треклятой печи никогда не выберемся.
– Нам необходимо и побольше трезвости, - резко сказал майор.
– Ладно, поехали дальше. Но если ты думаешь, что я шучу, попробуй еще раз отмочить такую штуку!
Он помолчал с минуту, чтобы Макиверс все прочувствовал, потом развернул своего "жука" и тронулся следом за мной уступом сзади.
На стоянке об этом инциденте никто не сказал ни слова. Но перед тем, как лечь спать, майор отвел меня в сторону и шепнул:
– Питер, я очень беспокоюсь.
– Насчет Макиверса? Не тревожьтесь. Он не так уж безрассуден, как кажется. Просто нетерпеливый человек. Мы ведь на сотню миль отстали от графика, страшно медленно идем. Сегодня, например, прошли всего сорок миль...
Майор покачал головой.
– Нет, я не про Макиверса. Меня тревожит наш юнец.
– Джек? А что с ним?
– Погляди сам.
Стоун лежал на спине поодаль от нас, близ своего трактора, но он не спал. Его трясло, все его тело билось в конвульсиях. Я заметил, как он судорожно цеплялся руками за выступы скалы, чтобы сдержать дрожь.
Я подошел к нему и присел рядом.
– Ты выпил свою пайку воды?
– спросил я.
Он не отвечал, его продолжало трясти.
– Эй, парень, - сказал я, - что с тобой такое?
– Жарко, - с трудом выдавил он из себя.
– Конечно, жарковато, но ты не поддавайся, друг. Мы все в отличной форме.
– Нет, нет, - тихо, но резко сказал он.
– Мы в никуда не годной форме, если хочешь знать. Мы не пройдем, понимаешь? Этот помешанный, этот дурак всех нас погубит...
– И вдруг он захныкал, как ребенок: - Мне страшно... Зачем меня сюда занесло?.. Страшно мне... Что я хотел доказать, когда сунулся сюда, господи? Что я герой? А я просто боюсь, мне страшно, говорю тебе, страшно!
– Послушай-ка, - уговаривал я, - и Микуте страшно, и мне тоже. Что тут особенного? Мы пройдем обязательно, ты только не скисай. А героя из себя никто не корчит.
– Никто, кроме Джека Стоуна, - сказал он с горечью.
Снова содрогнувшись всем телом, он издал короткий сдавленный смешок.
– Хорош герой, а?
– Да ты не волнуйся, мы пройдем.
– Конечно, пройдем, - сказал он наконец.
– Прости меня. Я подтянусь.
Я откатился в сторону, но продолжал присматривать за ним, пока он не притих и не уснул. Я тоже попытался уснуть, но спалось мне плохо - все вспоминал про тот наплыв над трещиной. Я ведь еще тогда по внешнему виду понял, что это такое. Это была цинковая пленка, о которой нас предупреждал Сандерсон. Тонкий широкий пласт почти чистого цинка, извергнутого из недр в раскаленном добела состоянии совсем недавно. Для его распада требовалось недолгое воздействие кислорода или паров серы...
Я был достаточно хорошо знаком со свойствами цинка - при таких температурах, как здесь, он становится хрупким, как стекло. Этот пласт мог переломиться под машиной Макиверса, как сухая сосновая дощечка. И не его заслуга, что этого не случилось.
Через пять часов мы снопа были на колесах. Нам почти по удавалось продвигаться вперед. Сильно пересеченная поверхность в сущности была непроходима, Плато было усеяно острыми обломками серой скалистой породы; наплывы проседали, едва колеса моей машины касались их; длинные пологие долины утыкались в свинцовые болота или озера расплавленной серы.
Десятки раз я вылезал из вездехода, пробовал ненадежный с виду участок, ступал на него ногами или проверял длинным стальным зондом. И неизменно Макиверс тоже вылезал, наседал на меня, забегал вперед, как мальчишка на ярмарке, потом вскарабкивался в свою машину, покраснев и тяжело дыша, и мы ползли вперед еще милю-другую.
Сроки нас сильно поджимали, и Макиверс не позволял мне ни на минуту забывать об этом. За шесть переходов мы прошли всего около трехсот миль и отставали от графика миль на сто.
– Мы не выполним своей задачи, - сердито ворчал Макиверс.
– Когда мы доберемся до центра, Солнце уже будет подходить к афелию.
– Очень сожалею, но быстрее вести вас просто не могу, - отвечал я ему.
Меня это начинало бесить. Я отлично понимал, чего он добивается, но не отваживался предоставить ему такую возможность. Мне и без того было страшновато переползать на своей "жуке" через все эти наплывы, даже зная, что тут хоть я сам принимаю решение. А если головным поставить его, то мы и восьми часов не протянем, это было ясно. Даже если уцелеют наши машины, у нас сдадут нервы...