Через тернии к свету
Шрифт:
— Мобильный я тебе переведу, — быстро сориентировался я и открыл крышку лэптопа.
— Приветствуем вас, господин Ковальцев.
На экране поплыло довольно упитанное лицо уже немолодого человека. Он долго и нудно бубнил какую-то чушь о праздниках, расстилался в извинениях за причиненные неудобства, а под конец пригласил приехать по одному уж очень известному адресу.
Сосновый бор, поселок Шишкино, дом один. Собственно, в этом поселке и был всего лишь один дом. Точнее, дворец. И Мишка немного ошибся — деньгами там не
Неплохое начало дня…
2
Тимофеев Кириллл Петрович, почтенный седовласый господин с тяжелым немигающим взглядом, олигарх в первом и последнем своем поколении, дожидался меня на заснеженной аллее. Казалось бы, с одной стороны, неприлично не пускать человека в дом, однако, взглянув на деревья, покрытые тонкой корочкой расписного льда, переливающиеся всеми цветами радуги, я на мгновение застыл как вкопанный.
— У вас потрясающий сад, — сказал я вместо приветствия.
— Да, мои гаврики потрудились на славу, — добродушно хрюкнул Кирилл Петрович и протянул мне широкую волосатую руку. Я несколько смущенно пожал.
Не каждый день в мои клиенты набиваются олигархи вроде Тимофеева.
А он не такой уж сильный, как казалось на первый взгляд. Рукопожатие было вялым.
— Гадаете, зачем я вас звал? — глядя куда-то в сторону, спросил Кирилл Петрович.
«Ясное дело, старый пень», — подумал я.
— Я весь внимание, Кирилл Петрович.
— Это очень долгая история, уважаемый Никита Ильич.
— Прошу вас, просто Никита, — поморщился я.
— Как изволите, — усмехнулся Тимофеев.
«Изво… че?»
— Ответьте мне, молодой человек, есть ли у вас в жизни какая-либо страсть?
— Даже не знаю, — замялся я, несколько сбитый с толку направлением разговора, — Смотря что считать… страстью.
— Что-либо… животрепещущее.
«Живо… это он вроде садист, что ли?»
Я слегка тормозил, собираясь с ответом. Догадывался, что футбол и дротики вряд и произведут на него впечатление. Но, похоже, Кирилл Петрович не собирался взвешивать мою душу.
— А моей страстью всегда были книги, — многозначительно произнес он, — Я даже писать пробовал. Когда-то в юности.
— Ну и как? Вышло?
— О, еще бы, — гордо произнес Тимофеев, — Одноклассники зачитали рукописи до дыр. Правда, дальше рукописей дело не двинулось.
— Ну, это понятно, — понимающе улыбнулся я.
Тимофеев вдруг замер на месте, а глаза его стали похожи на два раскаленных уголька.
— Что вам понятно, молодой человек?! Разве можно понять, как это — днями и ночами трудиться, пыхтеть, изливая душу на бумагу. А потом этой же бумагой и питаться. Как крыса.
— Я вовсе не это имел в виду, — возразил я, — Просто все в курсе, что писатель как профессия давным-давно умерла. Кто сейчас покупает книги? Кто их сейчас издает?
— Вот! Поэтому-то и наплодилась такая куча безграмотных бумагомарателей.
«Ну, бумагу-то уже никто не марает», — отметил я про себя.
— Вы наверняка слышали, как я пытался навести порядок.
— Конечно, слышал, — кивнул я.
Кто ж не знал о странной слабости Тимофеева. Скупил все литературные сайты, пытался ввести цензуру, да только без толку. За бесплатно мало нашлось охотников ваять шедевры.
И на кой черт это ему сдалось?
— У меня столько сайтов — даже сосчитать не могу. Но самая большая моя гордость находится здесь, в этом дворце. Все, абсолютно все книги мира, в единичном экземпляре, собраны в моей библиотеке. Четырнадцать этажей.
Тимофеев буквально лопался от умиления, а я тихонько удивлялся себе в воротник. Вот уже несколько лет этот богатый чудак скупал по всему миру бумажную макулатуру, благо ее оказалось немного. Да еще и права на нее покупал. Как будто литература давно минувших дней, которая в любом виртуальном университете раздавалась бесплатно, имела хоть какую-то ценность. Лучше б он эти деньги…
Впрочем, все мы прекрасно «знаем», куда вкладывать чужие миллионы.
Я благоразумно держал свои мысли при себе. Тимофеев медленно шагал по аллее, я тихонько плелся за ним, стараясь понять, для чего тому понадобился детектив. Уж не слушать ли все эти мемуары?
Я уж было начал зевать, как вдруг в конце аллеи мелькнула чья-то фигура. Навстречу нам бежал человек.
Тимофеев резко остановился и заложил руки за спину. И, хотя лицо его оставалось невозмутимым, что-то такое тревожное появилось во всем его облике.
— Есть! — воскликнул бегун, поравнявшись с нами.
Волосы его были взмылены, кожа лоснилась от испарины. Глаза, неприятно голубые с крапинками, готовы были вывалиться из орбит.
— Потом, потом, некогда мне, — буркнул Тимофеев, не глядя на него.
Бегун, казалось, только сейчас обратил внимание на мою скромную персону. Плечи его дернулись, взгляд потух. Он торопливо извинился и ушел куда-то в сторону дворца.
— Вот, один молодой писака. Пригрел на свою голову. Теперь мне каждый абзац в нос тычет. Хотя талант имеется.
Я сунул руку в карман, затем поднес ко рту и слегка подул.
— Зябко, — улыбнулся я.
— У вас ключи выпали, — заметил Тимофеев.
— Спасибо.
Я присел на корточки и попытался подобрать ключи окоченевшими пальцами. Получалось не очень. Тимофеев затянул лекцию о пользе натуральных кожаных перчаток, особенно в такой мороз, с чем я не мог не согласиться. Параллельно я рассматривал местность, так сказать, снизу.
Следы на снегу, оставленные незадачливым «писакой», впечатляли. Здоровенная лапища! И подошва мудреная, с орнаментом какого-то листа. Часом не из общества охраны природы затесался ваятель строк? Впрочем, мне-то до него дел особых не было.