Через тернии к звездам
Шрифт:
Это был последний кадр, в котором есть сам Ричард.
После того как материал был отснят, он слег и уже практически не вставал.
Он прожил менее года, в полном сознании, держась надеждой на то, что смонтирует и закончит "Комету". А время шло, у студии были свои планы, до конца года надо было фильм сдать. И летом Ричард переломил себя согласился, чтобы монтировал и озвучивал фильм другой режиссер. Режиссера предложили сверху, опытного комедиографа, который сделал в шестидесятых годах несколько популярных комедий, но который был устроен принципиально иначе, чем Ричард. К тому же материал фильма, слепленный условно и не дававший
Очевидно, фильм встревожил Госкино не деталями, а именно его общей концепцией: бессилием нашего общества перед ложной угрозой и исходящей из того лживостью самого общества.
Режиссер, который завершал фильм Викторова, согласился на все начальственные пожелания. Никчемного, мятущегося героя превратили в отважного капитана на пенсии, сцены паники и бегства сократили, ввели говорящую собаку, которая должна была комментировать события... Фильм вышел уже после смерти Ричарда, и, наверное, хорошо, что он его не увидел. И в то же время в нем остались Ричардовские куски, сцены, находки... к сожалению, зачастую перетолкованные. И все же фильм, хоть и был отпечатан в малом числе копий и мало кто его увидел, несет в себе предупреждение, он и сегодня актуален.
Так Ричард и не снял своей исторической эпопеи.
Зато успел сказать больше, чем многие другие режиссеры, которые провели в искусстве намного лет больше Ричарда и сделали втрое больше фильмов.
Фильмы стареют. Особенно это касается фильмов фантастических. Фантастика недолговечна, ибо ее антураж остается в своем времени и уже через двадцать лет кажется не только не необычным, но наивным и примитивным, идеи устаревают, образы становятся скучными.
А мне недавно на детском сеансе удалось вновь увидеть "Отроков во вселенной".
Зал, который заполнило третье или четвертое поколение зрителей, замирал, взрывался смехом, негодовал и переживал точно так же, как тогда, в день первой премьеры.
Через тернии к звездам
Первая серия. Дочь космоса
Звездное небо, куда более яркое, чем то, к какому привыкли земляне, несется навстречу. Звезды, зарождаясь точкой, приближаются, разбегаясь, затем тускнеют и сходят на нет на периферии зрения. Но одна из звезд стремительно растет, оставаясь в центре неба, затмевает своим светом остальные... Вдруг становится ясно, что это не звезда, а металлическое тело, отражающее свет звезд.
Через некоторое время уже можно разобрать очертания космического корабля. Он, по-видимому, потерпел крушение, и в нем есть некоторое сходство с разбитым автомобилем. Причудливая покореженность создает на расстоянии ложное впечатление тонкости металла, как представляется бумажным или фольговым смятый радиатор автомобиля.
Вот уже можно разглядеть отверстие в корабле и сквозь рваные дыры внутренние перегородки.
Мы медленно подлетаем к кораблю, и края отверстия расходятся, пока мы не вступаем во внутренний коридор, обрывающийся в пространство.
Два корабля в пространстве. Один из них, мертвый, изуродованный, медленно и бесцельно поворачивается вокруг оси. Второй, живой, ощупывает его лучами прожекторов.
Из командного отсека звездолета "Пушкин" видно, как идет сближение с объектом в космосе. В репликах, интонациях чувствуется напряжение, вызванное необычностью ситуации.
– Второй двигатель, самый малый!
– говорит капитан.
– Самый малый, - слышен ответ.
– Третий ангар, доложите готовность, - говорит штурман.
– Третий ангар слушает. Дай нам еще три минуты.
– Скажи Лебедеву, - бросает капитан штурману, не оборачиваясь.
Второй штурман смотрит на экран. Там, вырастая, плывет мертвый корабль.
– "Летучий голландец", - говорит он, касаясь кнопок на пульте. Сергей, вы готовы? Катер в третьем ангаре.
– Сейчас выхожу.
– В атласе Сомова его нет, - говорит первый штурман, который смотрит на небольшой экран, где мелькают изображения космических кораблей.
На третьем экране виден ангар. Из боковой двери выходят, направляясь к катеру, три человека в скафандрах высокой защиты.
... Потом космонавты появляются в коридоре брошенного корабля, пустом и безжизненном. Здесь нет искусственной гравитации, и они медленно и осторожно плывут вперед. Вот они разделились, и мы остаемся с Лебедевым.
Коридоры расходятся, переплетаются... Кажется, что-то мелькнуло впереди - тень или игра света. Аварийное освещение корабля еще действует, и над головой Лебедева поочередно зажигаются тусклые светильники и гаснут, стоит ему проплыть дальше. Лебедев как бы теснит, гонит перед собой мрак. И там, где промелькнула тень, тоже мерцает передвигающееся пятно света.
Лебедев попадает в большое помещение лаборатории, медленно плывет между лабораторных столов, мимо высоких сосудов в переплетении стеклянных и металлических труб. Он останавливается перед сосудом, в котором в массе льда виден человеческий зародыш. В следующем сосуде - такой же. Рядом прозрачные саркофаги, тоже наполненные льдом. Сквозь лед угадываются тела вмерзших детей. Лица их одинаковы, словно у близнецов... Дальше - низкие кресла, столы, шкафы с приборами и ящики - аскетизм чуждого быта. Отсек чуть освещен аварийным светом, и можно угадать, что вокруг - люди. Мертвые. Свет шлемового фонаря выхватывает из полумрака протянутую руку... профиль...
Луч скользит по дальней стене отсека. Мелькает тень. Лебедев оборачивается, но не замечает, что там, в стене, еще одна дверь, едва приоткрытая.
За спиной Лебедева, в дверях отсека, - живое существо. В скафандре и шлеме. С первого взгляда можно различить лишь большие глаза, внимательно и отрешенно устремленные на Лебедева. Существо отступает в темноту и исчезает.
Лебедев замечает странную тень. Он вылетает в коридор.
Там, словно из последних сил, медленно удаляется фигурка в скафандре. Навстречу ей - луч света. Это фонарь второго космонавта. Неизвестное существо замирает, отступает к стене. Лучи фонарей сближаются, все ярче высвечивая распластанную у стены фигурку.