Через три войны
Шрифт:
Только к 7 часам вечера бой стал стихать. Часть мятежников, в том числе и их главари Козловский и Петриченко, поняв, что сражение проиграно, бежали в Финляндию.
Окончательный удар деморализованному противнику нанесли кавалеристы, наступавшие по льду со стороны Ораниенбаума.
Всю ночь на 18 марта мы продолжали очищать город от мятежников.
18 марта бои в Кронштадте закончились. Весь его гарнизон был обезоружен. Участники штурма - делегаты и гости X партсъезда и высший начальствующий состав частей и соединений - собрались в бывшем Морском собрании.
"Выдержка и спайка коммунистов еще раз победили... - говорилось в докладе. - Понадобилось невероятное напряжение, чтобы удержаться хотя бы на юго-восточной окраине города. У коммунистов нервы оказались крепкими. Потерпев неудачу в попытках выбить нас из Кронштадта, мятежники дрогнули, началось разложение...
Сейчас положение твердое. Мы победили, и победили прежде всего морально. Провокация белогвардейцев разоблачена. Кронштадт станет твердыней революции.
Мы, члены съезда, работавшие в Кронштадтской секции, приветствуем избранный съездом ЦК и поздравляем его с красным Кронштадтом"{4}.
18-19 марта уточнялись потери. Мы в своем 237-м полку недосчитались больше половины бойцов. Многие погибли смертью храбрых, многие были ранены и эвакуированы в госпиталь.
Временное командование Кронштадтской крепостью было возложено на П. Е. Дыбенко. Старейший матрос Балтики, прекрасно знающий военно-морское дело, участник штурма Зимнего дворца, председатель Центробалта, вожак красноармейских масс в дни Февральской и Октябрьской революций, он энергично приступил к налаживанию порядка в Кронштадте.
И вот мы, его товарищи - Иван Федько, Семен Урицкий, Юрий Саблин и я, сидим с ним в штабе. Дыбенко делится с нами последними сведениями о мятежниках:
– Основная их масса осталась в городе. Они сознают свою вину перед Советской властью и обещают честным трудом искупить ее. Однако часть мятежников и наиболее матерые контрреволюционеры убежали в Финляндию. Жаль, что нам не удалось захватить Козловского и Петриченко, - вздохнул Павел Ефимович. - Эти "идейные" вожди мятежников не постеснялись увезти большую сумму денег из советской казны. Кое-кто из сподвижников этих негодяев хотел взорвать линкоры "Севастополь" и "Петропавловск", уже заложили под орудийные башни пироксилиновые шашки, но старые моряки поймали преступников. Команда "Севастополя" арестовала своих офицеров и отправила в Петроград радиограмму: "Сдаемся". Утром 18 марта сдался и линкор "Петропавловск".
Федько, обращаясь ко мне, пошутил:
– Это ты, Тюленич, упустил негодяев. Нужно было во что бы то ни стало отрезать им путь отступления в Финляндию.
– Да, это правильно, - согласился я. - Но, как говорится, выше себя не прыгнешь. Не удалось схватить Козловского и Петриченко.
– Силенок не хватило! - поддразнивал меня Федько.
– Ты, Иван Федорович, на Тюленева не нападай, - сказал Дыбенко. - Кто первым занял форт Кроншлот?
Его 237-й полк. Вряд ли нам с тобой удалось бы так быстро занять Петроградские ворота и Угольную площадку, если бы полк Тюленева не ворвался в Кроншлот и этим не отвлек на себя силы мятежников о нашего направления.
Мы долго засиделись у Дыбенко за дружеской беседой. Вспоминали события недавно минувших дней гражданской войны.
Иван Федорович Федько рассказывал о том, как он с помощью коммунистов развернул вооруженную борьбу против банды татарского военного диктатора Джафара Сайдамета, который при помощи интервентов поднял мятеж против Советской власти в Крыму.
– А на Северном Кавказе, - продолжал вспоминать Федько, - нам пришлось столкнуться с авантюристом, бывшим командующим армией, Сорокиным, который 21 октября 1918 года расстрелял в Пятигорске членов президиума Северо-Кавказского ЦИК и пытался установить свою диктатуру.
Иван Федорович Федько в исключительно тяжелых условиях проявил незаурядные способности военачальника. Добрым словом и, главное, личным примером он поднимал боевой дух измученных бойцов и довел их с Кавказа до Астрахани. В Астрахани была создана новая 11-я армия, которая вместе с другими соединениями участвовала в разгроме Деникина, освобождала Северный Кавказ и Закавказье.
Иван Федорович все больше увлекался рассказом, а мы, хотя и знали все это, слушали его с живейшим интересом.
Посмотрев на часы, Дыбенко поднялся:
– Ну, кажется, на сегодня довольно. Завтра приглашаю вас, товарищи, побывать на линкоре "Севастополь".
В заключение Дыбенко объявил нам, что Реввоенсовет Республики приказал ему выдать всем слушателям военной академии, принимавшим участие в подавлении мятежа, комплект морского обмундирования с правом ношения его. Поздней ночью мы разошлись по своим комнатам.
На следующий день мы побывали на линкоре "Севастополь", осмотрели корабль и повреждения, которые он получил от снарядов тяжелой береговой артиллерии и авиационных бомб.
Через несколько дней мы, слушатели академии, выехали в Петроград, а оттуда в Москву.
В конце апреля я сдал зачеты по военной истории и приступил к дипломной работе о боевых действиях Первой Конной армии под Ростовом. Казалось, что больше уже никаких боевых выездов для слушателей академии не предвидится. Но я ошибался. Вскоре мне пришлось отложить дипломную работу и снова нацепить на ремень наган и шашку. В мае большую группу слушателей отправляли в Тамбов для ликвидации антоновщины.
Меня вызвали в Главный штаб, где предложили принять во временное командование 15-ю Сибирскую кавалерийскую дивизию, которая входила в состав войск Тамбовского района.
В сущности, кронштадтский мятеж и антоновщина были звеньями одной и той же цепи. Классовый враг пытался применять новую тактику. Он стремился вырвать власть из рук большевиков уже не в открытом бою, а путем взрыва советского строя изнутри.
Мятежи вспыхнули в Сибири, на Украине, в Тамбовской губернии и некоторых других районах страны.