Через три войны
Шрифт:
Вернувшись из Кремля, я немедленно направился в штаб МВО. Согласно моим указаниям он срочно выделил полевой штаб для Южного фронта и начал подготовку специального железнодорожного состава для отправки штабных работников на фронт.
Я был подготовлен к тому, что мы - на рубеже войны. И вот она началась... Однако в голове никак не укладывалось свершившееся.
Война меня, кадрового военного, не пугала, хотя я знал, что эта, нынешняя, будет куда тяжелее, чем обе предыдущие.
Дома все уже было готово к моему отъезду. Провожая, жена
– Ваня, как ты думаешь, сколько будет продолжаться война?
Не знаю почему, но я сразу же ответил:
– Не меньше трех лет...
Вечером 22 июня железнодорожный состав с полевым штабом Южного фронта ушел из затемненной, посуровевшей Москвы.
В пути мы с исполняющим обязанности начальника штаба фронта генерал-майором Г. Д. Шишениным и членом Военного совета А. В. Запорожцем изучали район предстоящих боевых действий. Допоздна засиделись над оперативными картами, за разговорами о предстоящих боях...
Проснулся я рано. Поднял тяжелую шторку затемнения - в вагоне и без того было душно. За окном сверкнула широкая голубая лента Днепра: поезд входил на железнодорожный мост. Вдали, на зеленых холмах, замаячил золотистый купол Киево-Печерской лавры...
Рядом со мной стоял Запорожец. Лицо его было каким-то окаменевшим. Мы не обмолвились ни словом, но, очевидно, оба думали об одном: как-то там в городе - ведь "юнкерсы" уже успели побывать над древним и вечно юным красавцем Киевом.
Хотя мы знали, что Киев не пострадал от внезапного налета фашистских самолетов, но взор настороженно скользил по вздымающейся к Печерску террасе крыш, выискивая последствия бомбежки. Нет, все в порядке! Наши зенитчики и летчики не дали врагу совершить свое черное дело. Город лежал перед нами в нарядном кружеве зелени. Внизу, правее моста, красная коробочка трамвая двинулась из Слободки в первый утренний рейс. С Днепра потянуло ключевой прохладой. Даже не верилось, что недавно над городом появлялись немецкие бомбардировщики.
Но война была явью, и вскоре мы убедились, что Киев - город военный. Возле железнодорожной станции над серебристым пирамидальным тополем плавно качалась "колбаса" - аэростат воздушного заграждения. Черные стрелы на стенах зданий указывали вход в бомбоубежище. Перрон был полон военными в новом обмундировании. Молоденький командир звонким голосом отдавал распоряжения. Призывники, иные еще не успевшие обмундироваться, в светлых теннисках и футболках, с вещевыми мешками и котелками, болтающимися на ремне, быстро рассаживались по вагонам.
Нас встретил представитель штаба Киевского особого военного округа. Полное лицо его осунулось, под глазами синяки, видно провел ночь без сна.
Чуть охрипшим голосом он доложил о том, что нам уже было известно: обстановка на Юго-Западном фронте в результате внезапного вторжения немецко-фашистских войск сложилась тяжелая.
Я осведомился о подробностях боевых действий Юго-Западного фронта за предыдущий день. Штабист смущенно развел руками: что делается за чертой Киева, тем более на дальних, приграничных рубежах округа, он не знал. Конечно, его нельзя было обвинять в этом. Немецкая авиация внезапными бомбовыми ударами в первые же минуты войны вывела из строя ряд важнейших линий и узлов связи.
Я попытался связаться из города с командующим Юго-Западным фронтом генерал-полковником М. П. Кирпоносом, но телефон ВЧ не работал. Для переговоров по радио требовалось много времени, а я не мог ждать - спешил на командный пункт Южного фронта в Винницу.
Вечером 24 июня специальным поездом я прибыл в Винницу. Изумлению моему и огорчению не было границ: командный пункт фронта оказался совершенно неподготовленным - ни одного телефонного и телеграфного аппарата, ни одной радиостанции.
Пришлось мобилизовать местные средства и с их помощью устанавливать связь с войсками. На это терялись драгоценные часы.
Из переговоров со штабами 9-й армии и 17-го стрелкового корпуса я установил, что на всем протяжении Южного фронта противник ведет усиленную разведку, а также систематически бомбит железнодорожные узлы Жмеринку, Казатин, Помощную и города Одессу, Севастополь. Да и Винница, как я имел возможность лично убедиться, тоже подверглась ожесточенному воздушному налету.
О положении на Юго-Западном фронте мне вкратце сообщил по ВЧ командующий фронтом генерал-полковник Кирпонос. Он сказал, что на правом крыле фронта в районах Владимир-Волынска, Луцка, Дубно и Ровно противник вторгся крупными силами. Танковые части врага достигли Ровно, Дубно, а пехотные - быстро продвигаются на Львов, Броды...
Кирпонос сказал, что он предпринимает необходимые меры, чтобы остановить наступление противника и нанести по его группировке контрудар подтягивающимися подвижными соединениями.
На следующий день после моего приезда в Винницу штаб получил директиву Народного комиссара обороны, в которой было сказано, что из резерва Ставки Главного Командования создана группа армий под командованием Маршала Советского Союза С. М. Буденного. Армиям Южного фронта ставились оборонительные задачи: прикрывать государственную границу в своих полосах и но допустить вторжения немецко-фашистских войск на пашу территорию.
Надо сказать, что по сравнению с Юго-Западным наш, Южный, фронт считался относительно "спокойным". В положении войск фронта за время с 22 июня и в течение нескольких последующих дней существенных изменений не произошло.
Мы воспользовались этим затишьем, чтобы привести войска в боевую готовность, наладить четкую связь, подтянуть в самый кратчайший срок к границе и ввести в бой части прикрытия. Задача не из легких, если учесть, что ночью 22 июня вблизи границы стояли лишь отдельные батальоны. Главные же силы войск прикрытия находились в учебных лагерях, отстоявших от границы где на тридцать, а где на все семьдесят километров.