Через все преграды
Шрифт:
— От меня никто ничего не узнает.
— Пусть не узнают… А как я теперь буду на Федора Ивановича смотреть? И на других тоже?..
С минуту Илья растерянно глядел перед собой. Потом прошептал:
— Пойду и сам все расскажу. Пусть делает со мной что хочет.
Капитан Беляев выслушал Илью, и хотя выражение его лица по-прежнему оставалось хмурым и неприступным, но собранные в напряженном внимании морщины на лбу заметно разгладились.
— Тяжел твой проступок. Очень тяжел, — сказал он задумчиво. — Придется обсудить на общем
Мальчик стоял перед ним с опущенной головой.
— Иди, зови ребят.
Когда все собрались возле телеги, Илья, глотая непослушные слезы, повторил свой самообвинительный рассказ. Голос его срывался, розоватые веснушки над переносьем вздрагивали вместе с белесыми бровями.
…Да, он совершил преступление — самовольно покинул пост. Из-за него четыре фашистских танка прошли на фронт; отвязавшаяся в его отсутствие лошадь залезла в болото, и это едва не стоило всем им жизни.
— А почему ты так поступил? — спросил Федор Иванович, когда Илья смолк. — Ведь ты же знал, что, уходя с поста, совершаешь преступление.
— Я не подумал, что так получится, — Илья еще ниже опустил голову и с трудом закончил: — Мне хотелось что-нибудь такое сделать, чтобы Верка не говорила больше, что я трус.
— Вот теперь ты — герой! — ехидно заметила Вера.
Илья шмыгал носом и мучительно старался спрятать от друзей глаза.
— А как ты думаешь, что такое храбрость? — спросил Федор Иванович.
Илья не ответил.
— Сергей, может быть, ты объяснишь? — Капитан выразительно посмотрел на него. — Ты ведь тоже хотел вчера показать свое бесстрашие.
Уши Сережи налились кровью, словно их обварили кипятком, и на осунувшемся лице проступили красные пятна.
— Храбрость… — неуверенно пролепетал он, пытаясь застегнуть старенькую фуфайку на пуговицу, которая была давно оторвана. — Храбрость — это когда ничего не боишься — ни смерти, ничего… Можешь сделать все!
— Например, прыгнуть с четвертого этажа?
— И… и с четвертого…
Капитан покачал головой:
— Нет, то не храбрость, а глупость. Мы, советские люди, презираем такую храбрость. Каждый нормальный человек боится смерти. — Федор Иванович потер ладонью колено больной ноги и после небольшой паузы продолжал: — Смел не тот, кто нарочно ищет опасность или очертя голову бросается навстречу ей, а тот, кто не теряется в трудный момент, находит в себе силу воли победить страх. Когда мы неделю назад встретились в овраге с полицейским и его папашей, вы вели себя прекрасно. А вчера вы оба поступили, как недисциплинированные разгильдяи.
— Разве и он сбежал со своего поста? — изумились девочки.
— Да, он тоже ушел. И я чуть не застрелил его по ошибке.
— Мы же вам говорили! — воскликнула Вера. — Мальчишки, они только задаются! А сами…
Ни Сергей, ни Илья не ответили на эту неслыханную дерзость.
— Человек разболтанный, недисциплинированный не может быть храбрым, — продолжал Федор Иванович. — Случайно
Капитан умолк. Мальчики не поднимали глаз от земли.
— Вы, я вижу, оба сознаете свою вину, — сказал Федор Иванович, наблюдая за ними. — Только один нашел в себе мужество сразу сознаться, а другой…
— Я… я тоже, конечно, — поспешно пробормотал Сережа.
Беляев понимал, какое смятение царит в душах обоих подростков, как мучительно они переживают свой позор, но решил дать им памятный урок, чтобы подобный случай не повторился: они находились в тылу у врага!
— На первый раз объявляю вам выговор, — сухо сказал он провинившимся, — и предупреждаю: если повторится что-нибудь подобное, то, как только выберемся с оккупированной территории, я напишу о вашем позорном поведении в «Пионерскую правду». Пусть тогда об этом узнают и ваши друзья, и родители, и весь Советский Союз!
После беседы, оставшись с Ильей наедине, Вера тихонько сказала:
— Разве это наказание! Это Федор Иванович так просто. По военным законам вас надо расстрелять, особенно тебя. Согласен?
Мальчик покосился на нее, намереваясь убраться прочь, но Вера дернула его за рукав:
— Ты не вертись, а слушай!.. Стрелять тебя не стоит, живи. Но помни: мы, девочки, умней, смелей и дисциплинированней вас. Это теперь доказано. Понятно? — с этими словами она ловко щелкнула его пальцем в лоб.
— Чего ты пристала? — проворчал Илья, отодвигаясь.
— А того, что теперь ты должен во всем меня слушаться.
В это время Федор Иванович позвал их изучать трофейное оружие, и обрадованный Илюша поспешил избавиться от въедливой девчонки.
Капитан ведет на восток
Осень. Проклятая, окаянная осень 1941 года!
По пустынным полям, вытоптанным, изрытым танками, по лесам, иссеченным осколками мин и снарядов, тоскливо шелестели ветры, заметая пепел пожарищ, дорожную пыль и сорванную с деревьев рыжую листву. Там, где по советской земле прошли гитлеровские полчища, только закопченные печи, покрытый сизой окалиной железный лом да обгорелые головни построек указывали, что здесь стояли села, деревни, что здесь кипела жизнь. Бесчисленные свежие могилы — большие и маленькие, одиночные и братские — темнели возле дорог, у околиц сожженных селений. В глухих лесах и оврагах волки обжирались трупами. Кое-где печально волновались серо-желтые перезревшие хлеба. Но не грохотали комбайны, не стрекотали крылатые жатки, не звенели косы. Осенний ветер обмолачивал тучные колосья. Полегли перестоявшие на корню льны, чернела гнилая ботва невырытого картофеля, тлело в покосах сено.