Через всю войну
Шрифт:
Сквозь кусты вижу, как ко мне пробирается политрук Скляр.
– Разрешите фугануть в трубу пару гранат?
– кричит он.
Не успеваю сообразить, как Максим намерен это сделать, а он уже исчез. Слышен только его голос:
– Лючев! Вьюгов! Ефимов!
Вслед за политруком пограничники ползут к шоссейной дороге.
– Стой! Стой!
– кричу я, поняв, что Скляр решил возглавить группу. Но он уже не слышит меня.
Бойцы ловко подползли к дороге и, перевалившись через небольшой бугорок, скрылись в кювете. Минометчики тоже перенесли огонь на дорогу. С сухим треском там рвутся мины. От разрывов в воздухе висит сумеречный
По лощине в одиночку и группами удирают вражеские солдаты. Мелькает в кустах знакомая фигура Максима. Он возбужден, его лицо мокро от пота, из-под фуражки на лоб спадает прядь волос. Пограничников все больше и больше охватывал азарт боя.
На подступах к селу противник вновь остановил нас. На этот раз он засел в подвалах домов, закрепился на склонах прилегающих к селу высот. Принимаю решение частью сил обойти населенный пункт. Передаю командование заставой Скляру, а сам с группой бойцов углубляюсь в лес. Но что это? Там, где дорога, зажатая рекой, идет по крутому обрыву, движется целая вражеская колонна человек триста, впереди артиллерия. В упряжках четверки белых откормленных лошадей. Что делать? Нас в десять раз меньше. Приказываю установить станковый пулемет. Была не была. Рядом ложатся ручные пулеметчики, изготовились и стрелки.
– С рассеиванием по фронту, прицел три - огонь!
Захлебываясь, дробно стучит наш "максим". К его стуку добавляется треск легких пулеметов и винтовок. В колонне противника замешательство. Кто-то из бойцов кричит: "Бей гадов! Ни черта они нам не сделают!" Станкопулеметчики пропускают всю ленту. С визгом вскакивают на дыбы кони, мечутся люди. Услышав нашу стрельбу, минометчики тоже ударили по колонне. Внезапность налета и меткий огонь сделали свое дело. Бросив на дороге две пушки и убитых, противник в смятении бежал.
Осталось выбить тех, кто засел в домах. Поднимаемся в атаку. Нас поддерживают пограничники во главе с политруком Скляром. Вскоре первые уже достигли утопающих в зелени хат. Слышатся отдельные выстрелы. Потом все затихает. Пограничники ведут пленных. Наперебой докладывают, кто взял офицера, кто капрала, кто солдат. Появляется Скляр. Его серый прорезиненный плащ забрызган грязью. На лице копоть, ссадины. Мы смотрим друг на друга, еще не веря, что выиграли бой, и устало валимся на землю. Шутка сказать, с момента, как по нас ударили вражеские пушки, прошло ни много ни мало семь часов.
Подошел командир роты. Стали решать, что делать дальше. Продвигаться или ждать подхода остальных застав? Выяснилось: среди пограничников заставы нет даже раненых, зато боезапас на исходе. Посоветовавшись, решили обо всем донести в штаб отряда, а самим занять здесь оборону. Донесение вручили Андрею Ермакову, старшему из шоферов, и отправили машины в тыл.
Противник нас больше не беспокоил. Пограничники лежали в цепи, обсуждая подробности минувшего столкновения. Кто-то мечтательно сказал:
– Вот вернутся машины, привезут патроны и гранаты и часа через три на заставе обедать будем.
– До заставы еще далековато, - вмешался командир отделения сержант Смолянец.
– Пожалуй, и к ночи не доберемся.
Все, однако, сходились в одном: к границе обязательно выйдем. Мы с Максимом
От приятных раздумий нас отвлек шум моторов. Из-за поворота показались автомашины с пограничниками. К нам прибыла поддержка. Появились начальник штаба комендатуры капитан Гладких, начальник оперативного поста старший лейтенант Стряпунин, начальник заставы лейтенант Аникин.
– Ну как, орлы, настроение?
– спросил капитан Гладких.
– Дали жару? Только я не вижу, чтобы здесь шел бой.
Он оглядел бойцов заставы и только тут заметил окровавленные бинты на раненых красноармейцах, стоявших чуть поодаль от пограничников. Вид раненых смутил капитана. Без прежней шутливости он сказал:
– Получайте, лейтенант Паджев, боеприпасы, сейчас прибудут остальные заставы.
Вскоре появились на корпусном броневичке майор Врублевский, батальонный комиссар Авдюхин и представитель штаба 13-го стрелкового корпуса. Внимательно оглядев пограничников и красноармейцев, представитель штаба корпуса спросил:
– Кто здесь старший?
Гладких посмотрел на меня: дескать, ты тут воевал, ты и докладывай, но потом, одернув гимнастерку, приложил руку к козырьку фуражки:
– Начальник штаба третьей комендатуры капитан Гладких. Противник отбит. Есть пленные. Застава потерь не имеет.
Следом за Гладких доложил командир армейской роты.
Врублевский приказал привести пленных.
Пока шел допрос, в район боя подошли остальные заставы. Командование решило: роту и часть застав оставить во втором эшелоне, а нашей заставе и заставе лейтенанта Аникина продолжать наступление. Мы с Аникиным построили людей. Развернуть заставы в цепь в узкой лощине не представлялось возможным. Кому-то нужно было идти по дороге.
– Твои люди устали, - сказал Аникин, - вот и идите по дороге.
Сначала противник не подавал никаких признаков жизни, но потом стал сдерживать нас на выгодных для него рубежах. Временами, однако, огонь прекращался, и тогда казалось, что это были последние выстрелы и уже ничто не сможет нарушить устоявшейся тишины. Возможно, это, а возможно, вера в удачу притупили нашу бдительность. К тому же очередная пауза и в самом деле затянулась. Мы шли неторопливо, спокойно поглядывая на густые заросли, плотной стеной тянувшиеся вдоль дороги. Впереди шли сержант Худяков, пулеметчик Фирсов и я. В ста метрах сзади держалось отделение Худякова. Дальше, поотстав, продвигались пограничники с политруком Скляром.
Мы миновали уже не один поворот, как вдруг где-то впереди со склона горы раздалась автоматная очередь. Только тут мы увидели прямо перед собой за кучей щебня ствол вражеского пулемета. Неожиданная стрельба, по-видимому, отвлекла внимание пулеметчика, и эта заминка спасла нас. Сержант Худяков вырвал из сумки гранату и метнул ее в камни. Застучал пулемет Фирсова. Вражеский пулеметчик так и не ответил.
Но тут из леса на дорогу между нами и остальными пограничниками выбежала группа вражеских солдат. Это было настолько неожиданно, что я на мгновение растерялся, не зная, что предпринять. Слышу стук кованых сапог, учащенное дыхание бегущих. Еще секунда, и они захватят нас. Мы с Худяковым бросаемся к обочине. А Фирсов, повернувшись лицом к солдатам, прямо с рук открыл по ним огонь из пулемета. Ошеломленные, солдаты бросились наутек.