Через всю войну
Шрифт:
Ночной мрак все плотнее окутывал землю. Застава покинула занимаемый рубеж.
Еще засветло были отправлены повозки, матковские учительницы и пограничники первого года службы с политруком Скляром. Со мной оставалось человек тридцать - тридцать пять наиболее выносливых и подготовленных бойцов. Так мы и двинулись за теми подразделениями отряда, что отходили через Монастыриску на Гусятин и Проскуров. Поздно вечером догнали на дороге какую-то артиллерийскую часть. Тягачи и тракторы шли без света, таща на прицепах орудия различного калибра. Колонна растянулась по дороге больше чем на километр. У многих орудий не было расчетов, только водитель тягача или тракторист. Стоявший на обочине проселка комбриг поторапливал своих
Когда поравнялись с комбригом, он подозвал меня:
– Послушайте, лейтенант, ведь ваши бойцы устали?
– Устали, товарищ комбриг, от границы идем пешком.
– Тогда рассадите-ка их по два-три человека на орудия, и будем двигаться вместе.
Такое предложение нас вполне устраивало. Пограничники разместились на орудиях, и мы проехали за ночь около сорока километров. А утром простились с нашими попутчиками и параллельной проселочной дорогой продолжали движение на восток.
Под вечер оказались где-то между Гусятином и Проскуровом, в населенном пункте, расположенном в глубокой и круглой, как чаша, лощине. Там повстречали местного райвоенкома - майора, который был одновременно и начальником гарнизона.
– Следуйте на западную окраину города и займите там оборону у дороги, распорядился он.
Я повторил полученное приказание, только попросил помочь накормить людей.
– Своей кухни у нас нет, бойцы давно уже ничего не ели.
Майор подозвал старшину и распорядился:
– Отведите людей в столовую.
В городской столовой нас накормили как следует. Пограничники наполнили водой фляги, прихватили с собой кое-что из еды. Оставив обоз и связных у дома, где был расположен штаб гарнизона, я повел бойцов туда, откуда мы только что пришли. На окраине городка по обе стороны дороги уже были кем-то вырыты окопы. В них застава и заняла оборону.
Оглядевшись, я заметил позади нас, в саду у крайней хаты, орудие. Со Скляром пошли туда. Переговорили с артиллеристами, выяснили, что это как раз та артиллерийская часть, которую мы недавно сопровождали. Около двух часов ночи меня разыскали связные и передали распоряжение майора-военкома прибыть в штаб.
– Одному или всей заставе?
– уточнил я у связных.
– Всей заставой.
– Хорошо, пройдите по окопам, разбудите людей. Командирам отделений передайте, чтобы строили личный состав немедленно.
Вскоре мы уже были у штаба. В большой просторной комнате сидело несколько командиров-артиллеристов, среди них знакомый комбриг.
– Через час мы отходим, - сказал он, кивнув нам головой.
– Часть орудий и тракторов придется подорвать. Горючего нет, снарядов тоже. Оставить технику врагу не можем.
Комбриг назвал по фамилии нескольких командиров и приказал им начать отход. Потом повернулся к нам.
– Подойдите к столу, пограничники. Вас также прошу подписать этот акт, протянул он нам уже составленный документ.
В акте перечислялись номера и калибры орудий, марки тракторов, указывались обстоятельства и место их уничтожения. Далее шли подписи. Последней стояла подпись местного райвоенкома. Расписались и мы со Скляром.
На пригорке за селом стояли приготовленные к уничтожению тракторы и орудия. Все вышли на улицу. Комбриг подал сигнал. Один за другим последовали взрывы. Пригорок заволокло пылью и дымом. Когда дым рассеялся, мы увидели искореженные пушки и тракторы. При острейшей нехватке техники ее иногда уничтожали собственными руками. Иного выхода не было.
Между тем гитлеровцы приближались к Бердичеву и Житомиру. Отдельные разведывательные подразделения врага перерезали дороги, идущие на Станислав, Винницу и Проскуров. То там, то здесь заставы и комендатуры нашего отряда вступали с противником в ожесточенные схватки.
Особенно серьезное столкновение произошло
Хорошо помню начало этого боя. Двигаясь следом за отрядом, застава к вечеру оказалась у небольшого населенного пункта. Тут укрывался от бомбежки какой-то армейский госпиталь. С начальником госпиталя майором медицинской службы было человек тринадцать - пятнадцать обслуживающего персонала. Мы заночевали в селе, а наутро майор предложил ехать вместе.
Еще до восхода солнца наша колонна миновала несколько больших и малых сел и спустилась к Днестру. По широкой долине дорога сбегала к потемневшему от времени, но еще прочному деревянному мосту. Тут мы увидели кучи щебня. За ними в неглубоких окопчиках залегли пограничники со станковыми пулеметами. Я увидел лейтенанта Алексея Фролова, с которым в свое время служил на одной комендатуре. Фролов смотрел на проходящие машины воспаленными глазами. Фуражки на нем не было, на непокрытой голове выделялись седые виски. Заметив меня, он что-то крикнул. Но из-за шума моторов трудно было разобрать его слова.
"Пограничники оказали отчаянное сопротивление, несколько раз бросались в контратаку, однако, не имея противотанковых средств, вынуждены были отступить, - говорится в одном из документов.-5 пограничная комендатура под командованием капитана Терентьева Г. С. отрезана. Точных данных о ней нет".
Бывший начальник штаба пятой комендатуры полковник в отставке Михаил Петрович Артюхин, скончавшийся в 1971 году, вспоминал об этом бое:
– Как только отряд покинул Галич, противник все время пытался прижать нас к реке. У моста через Днестр, близ его притока Золотая Липа, гитлеровцам удалось обойти наши фланги. Комендатура приняла бой. Комендант капитан Терентьев собрал вместе станкопулеметные отделения и назначил командовать пулеметчиками начальника семнадцатой заставы лейтенанта Алексея Алексеевича Фролова. Именно на группу Фролова пришелся основной удар. Пулеметчики дрались отчаянно и положили немало фашистов у берега реки. Благодаря их мужеству основным силам комендатуры удалось пробить брешь в боевых порядках противника, вырваться из кольца и соединиться с отрядом. Лейтенант Фролов и бывшие с ним пограничники погибли. Не вышел из этого боя и капитан Терентьев. Но пятая комендатура продолжала сражаться с врагом еще много дней и недель.
Прошли годы с той последней моей встречи с лейтенантом Фроловым. И вот в Центральном архиве пограничных войск я как бы вновь свиделся с ним, когда перелистывал пожелтевшие от времени страницы его личного дела. С фотокарточки, вложенной в дело, смотрело на меня простое русское лицо. Взгляд серых глаз был строг и спокоен. Проста и пряма была биография Фролова. Пограничную службу он начал рядовым в Славутском пограничном отряде. Окончил школу младших командиров. Стал старшиной заставы, потом помощником начальника и начальником заставы. Это был человек, никогда не пасовавший перед трудностями, отличавшийся бесстрашием. Вспоминаю, как незадолго до начала войны, когда мы оказались на сборах в Москве, к нам приехал начальник пограничных войск генерал Соколов. Он подвел итоги учебы за неделю, а потом спросил, как мы поживаем, каково наше настроение. Мы не очень были довольны отдельными занятиями, рассчитанными на неопытных, начинающих службу пограничников. Воспользовавшись этой беседой, Фролов с присущей ему прямотой заметил: