Через всю войну
Шрифт:
– Слушай, а тебя тут со всей заставой уже списали по приказу как пропавших без вести.
– Ты, видно, в этом помог, - съязвил я.
– Из села Хорошевка я послал к тебе связных, а твой и след простыл.
– Иди, иди, - добродушно отозвался Сиренко, - только не хнычь, когда с тебя стружку будут снимать. Я доложил командиру батальона о прибытии.
– Хорошо, - сказал он, - где расположили заставу?
– Вот там, на бугре у сарая, - показал я.
– Оставьте связных и приводите людей в порядок, - суховато заметил он.
Часов в семнадцать пришли связные и передали, что коммунисты должны прибыть на собрание. Пока мы собирались и шли, собрание уже
Было обидно и больно. Меня никто ни о чем не спросил, где я был, что делал. По какому-то недоразумению мне приписывали незаслуженное. Доклад закончился. Я встал и сказал:
– Это все неправда.
Вечером меня вызвали в штаб полка. Прихватив политрука заставы 91-го полка Мальцева, я с тяжелой думой шел на доклад. Командир полка Блюмин внимательно выслушал меня и, когда я закончил, заметил:
– Значит, не только сам пришел, но и других привел. Потом объяснил политруку Мальцеву, где находится 91-й полк, а мне сказал:
– Идите к полковому комиссару Клюеву.
В соседней комнате за столом сидели полковой комиссар Клюев, которого я знал еще до войны по Киевскому пограничному округу, и наш батальонный комиссар Тараканов.
Полковой комиссар Клюев предложил сесть и попросил:
– Расскажите обо всем по порядку.
Пришлось перечислить, где и что делала застава, а в заключение предъявить справку заместителя командующего 6-й армией.
– Хорошо, - сказал Клюев, - идите к своим людям, работайте, вас обижать мы не позволим.
Пограничники заставы мирно спали. Бодрствовали политрук Гончаров и старшина Городнянский.
– Ну как, что там в штабе полка?
– Устал я, Иван, есть хочу, завтра все узнаешь, полковой комиссар Клюев здесь.
Мы поужинали и улеглись под яблоней. Гончаров и старшина быстро уснули. А я еще долго перебирал в памяти все, что за эти дни произошло с нами, думал о неприятном разговоре, получившемся на партийном собрании, вспоминал спокойные дружеские слова полкового комиссара Клюева.
Утром объявили построение полка. Полк выстроился на окраине Бударина в саду. Перед строем стоял представитель управления охраны тыла фронта полковой комиссар Клюев. Командир полка майор Блюмин подал команду: "Смирно! Слушай приказ!"
Полковой комиссар Клюев зачитал приказ, подписанный И. В. Сталиным. Этим приказом вводились жесткие меры борьбы с паникерами и нарушителями дисциплины, решительно осуждались "отступательные" настроения.
В приказе говорилось, что железным законом для действующих войск должно быть требование "Ни шагу назад!". Потом меня и политрука Гончарова вызвали на середину строя. Полковой комиссар поблагодарил нас за умелые действия на Дону, именно за то, что мы поступили так, как этого требует приказ Сталина. У меня отлегло от сердца. Мои переживания были напрасны. Затем меня снова вызвали в штаб. Полковой комиссар вручил мне партийный билет, который был выписан еще в марте 1942 года, после того как истек мой кандидатский стаж.
Войска 21-й армии отходили на юг. Наш полк перебрасывали на ее левый фланг. Начался очень тяжелый марш под палящим солнцем и непрерывными бомбежками к станции Тингута в 60 километрах юго-западнее Сталинграда. Однако оборонять город нам не пришлось. Юго-Западный фронт был расформирован. На базе его управления создали Сталинградский фронт. А нас "приписали" к Воронежскому. И пошел наш полк обратно
Наша первая застава обосновалась в поселке Ильича. Обстановка на участке Воронежского фронта отличалась стабильностью. И мы простояли в поселке всю осень. Пограничники хорошо изучили местность, знали каждый овраг, перелесок. Тесная связь установилась у нас с руководством колхозов и поселковых Советов. Политрук Гончаров частенько выступал перед колхозниками, рассказывал о положении на фронте, о происках вражеской агентуры, призывал людей к бдительности.
Зато в междуречье Волги и Дона, на Сталинградском направлении, разворачивалось одно из самых решающих сражений минувшей войны. Стратегический замысел Гитлера заключался в том, чтобы во что бы то ни стало овладеть крупнейшим промышленным районом и важным стратегическим пунктом, каким являлся Сталинград. Как когда-то под Москвой, теперь, по замыслу гитлеровского командования, исход войны должен был решиться под Сталинградом. Для выполнения этой задачи была брошена одна из самых боеспособных армий Германии под командованием генерала Ф. Паулюса. Эта армия прошла длинный путь по Европе. Теперь она рвалась к Волге. Ей были приданы в помощь пять пехотных, три танковые и две моторизованные дивизии из группы армий "Центр", переброшенные с Воронежского направления. Сюда же подошла с Кавказа 4-я танковая армия. Из резерва - 8-я итальянская. Выдвигалась к Сталинграду и 3-я армия румын. В сентябре гитлеровцы бросились на штурм волжской твердыни.
Жители окрестных сел да и пограничники частенько спрашивали политрука Гончарова или меня: "А как там под Сталинградом?" Приходилось разъяснять воинам и сельчанам сообщения сводок Совинформбюро, рассказывать о том, как дерутся наши войска под Сталинградом. Нередко это были импровизированные выступления, без подготовки, с ходу. Мы видели работающих в поле женщин, подходили к ним, завязывался разговор. Они спрашивали, мы отвечали. Так возникала беседа, в ходе которой выяснялись разные вопросы, которые интересовали людей. Их порой было множество: и о последних постановлениях партии и правительства, и о помощи со стороны союзников, и о том, когда же наконец мы выгоним фашистов с нашей земли, и будем ли переходить свою границу, воевать в Германии. Нередко спрашивали о судьбе своих мужей, братьев, отцов, ушедших на фронт, от которых долго не было вестей. Мы пытались ответить на эти вопросы. Иногда брали газеты и читали людям интересные статьи. В села газеты приходили реже, чем к нам. А когда обстановка усложнялась, почтовая связь с районными центрами и другими населенными пунктами вовсе прекращалась.
Снова мы прочесывали поля и овраги, перекрывали дороги, проверяли проходивших и проезжавших по ним людей. Был установлен жесткий контроль в тылу наших войск. И опять, как на берегах Северского Донца и Оскола, в наши руки попадались вражеские шпионы и диверсанты.
Помнится, как в начале сентября 1942 года я выслал на службу пограничников Пятунина и Машкина в сторону хутора Вольного. В это время после штурмовки вражеских позиций возвращались на свои аэродромы наши .самолеты. Неожиданно у одного отказал мотор. Самолет начал снижаться. Завидя это, Пятунин и Машкин устремились к нему. При посадке на картофельное поле самолет перевернулся. Машина лежала на плоскостях с вращающимися по инерции колесами.