Черная бабочка (сборник)
Шрифт:
И хотя Д. ей, как и всем остальным женщинам в офисе, не доверял (подозревая их в желании посмеяться — «а ведь жарко, что вы, Д., в свитере?»), но информация его как-то вдохновила.
Готово!
Он еще больше затаился, дома обо всем узнал по интернету (а не на работе, там эти функции были отключены), собрал в блогах, то есть на всеобщей коммунальной кухне, все данные, — попутно погрузившись, как всегда, в сплетни, клевету, смешную борьбу самомнений, пролистав трогательные фотографии детей и животных и жуткие кадры катастроф — и, опомнившись и тяжело вздохнув насчет потраченного времени, он скопировал сведения о маршрутах и стоимости билетов, выбрал вариант и начал действовать.
Назавтра он нашел приемлемое по ценам турбюро и уже через две недели поехал в ту самую волшебную страну, о которой шла речь, был потрясен, сидел на берегу моря среди утесов, величественных камней, плыл по полноводнейшим рекам — и его душевные раны стали затягиваться, получшало и здоровье, и Д. вернулся домой, полный грандиозных планов.
Надо сказать, что он жил в двухкомнатной квартире вместе со своей матерью, которая исполняла все обязанности, то есть мыла, скребла, стирала, готовила, ходила на свою немудрящую работу, сына обихаживала по какой-то пчелиной обязанности, очень любила его, вероятно, но она оскорбляла его одним своим видом. Болела, вылезала в несвежем белье, в грязноватом халате, а пятки! Голые пятки людей его особенно сводили его с ума еще с детства. И чужие ногти на ногах!
Многие дети стесняются внешности и поведения своих родителей, даже брезгуют ими, и это очень важная составляющая семейной жизни.
Когда младшие наблюдают немытых, нечесаных, опухших со сна, жрущих у телевизора, икающих и пердящих старших, они не видят себя, не видят, как выглядят сами — а с ненавистью наблюдают только безобразие семьи, того мира, в котором им приходится жить.
Многие судьбы детей бывают исковерканы этим неприглядным существованием в быту, многие души рвутся из этого затхлого, немытого и нечесаного мира туда, где всё сверкает, блестит, где всё другое.
В то время как родители ищут это сверкающее и иное на экране телевизора, пытаясь его копировать при выходе из дома, приводя себя в порядок на пороге, но не следя за своим домашним видом, дети видят именно этот затхлый, обвисший, грязноватый бытовой образ.
И стремятся вон из жилища, летя навстречу другой жизни, где всё как в глянцевых журналах, новое, чистое, красивое — или грубое, модное, пятнистое, специально безобразное, но класс!
Дети хотят жить только там, в том идеальном мире, мире быстрых радостей, восторгов, модных одежек и гремящей музыки, в мире свободы, доступ в который требует иногда платы всей жизнью.
Наш мальчик Д. не смел, не мог, не давал себе право жить в том, другом, блестящем мирке, который был доступен многим его нормальным (с точки зрения поверхности кожи) сверстникам.
Так, к примеру, Д., еще будучи старшеклассником, когда услышал однажды про фейс-контроль в ночном клубе, то замер и больше уже не надеялся ни на что.
Он знал, что его никуда не пустят, что он пария, хотя лицо у него было абсолютно чистое, а на кисти рук можно было надвинуть манжеты рубашки.
Но, как известно, внешность человека гнездится внутри него, и с этим ничего не поделать.
Он не жалел свою мать, особенно когда она болела, он просто выполнял ее просьбы, холодно, брезгливо. Он почему-то думал, что его болезнь — это наследство именно от матери, от ее образа жизни, от ее нездорового тела, такого некрасивого, даже безобразного, от этих домашних затхлых тряпок.
И вот он побывал в другом мире, в волшебной стране.
Там люди мылись дважды в день, носили аккуратные одинакового вида одежды, ходили в шлепках, но с чистыми ногами, и хоть хижины у них были неказистые, а быт нищий и грязный, но сами-то жители ухитрялись при этом сохранять в любое время жизни свою немудрящую традиционную аккуратность! Не говоря уже о том, насколько живописно все это выглядело, даже пыльные улицы и ветхие древние стены с обупившейся штукатуркой! Эти озера, города, могучие пыльные деревья, белые рубашки!
Приехав после отпуска домой, он настойчиво и хладнокровно стал добиваться от мамаши разъезда.
Потому что там, в раю, он узнал людей, которые жили как пенсионеры-рантье, то есть сдавали свои квартиры на родине и на эти денежки-то и существовали в чужой стране, хоть и ужимаясь, но в пределах нормы. Не хуже чем дома, но воздух! Пейзажи! Путешествия! Правда, змеи, скорпионы и поносы, грязь и комарье, но на войне не без урона.
Тут надо сказать, как все это восприняла его мать.
Вообще любые попытки младшего поколения нарушить жизнь семьи, уклад, способ питания или местоположение квартиры — такие попытки воспринимаются старшим поколением очень тяжело. Приходят разные мысли о том, что молодые хотят заграбастать себе все будущее, при этом не оставивши места для предыдущего поколения в этой своей новой жизни.
И в результате у старших, как правило, создается четкое впечатление, что их грабят, унижают, ими пренебрегают, и, наконец, что их бросят, то есть никто не приедет ухаживать за больными, никто не подаст стакана воды умирающему. И тогда наступит самое страшное, придется сдохнуть в одиночестве и лежать, напрасно ожидая погребения.
И можно себе представить, какие мысли о будущем начинают роиться в бедных головенках еще молодых стариков, им представляется одинокое голодное существование, без права получить стакан воды в момент ухода, да что там, без права на могилку!
Трагедия.
Но наш одинокий труженик Д. взялся за дело с упорством отчаяния, он не единым словом не обмолвился о своих планах, он придумал такую версию, что хочет жениться, но что жить вместе и молодой семье и старой мамаше будет очень трудно. В доказательство он даже привел домой одну женщину с работы, старше себя лет на пятнадцать, она трудилась у них в офисе уборщицей, и ничего лучше нельзя было придумать.
Женщина эта была жительница дальнего Подмосковья, пассажирка ранних электричек, слегка пьющая, не особенно умная, и она не поняла, зачем ее зовут познакомиться с мамашей, всполошилась и накрасилась со всей возможной щедростью.
Явление этой слегка смущенной и нетрезвой Раисы Ивановны произвело на мать сокрушительное впечатление, она просто рехнулась, перестала спать, рыдала и все время консультировалась с родней. Взяла бюллетень по давлению, сидела сторожила дом!
Сын как бы вынужден был объяснить свою логику, он в конце концов, после длительных материнских монологов, якобы признался ей, что со своей болезнью он не может рассчитывать ни на что другое, спасибо, что Раиса Ивановна живет с ним, он даже намекнул, что Раиса Ивановна беременна.