Черная быль Ладоги

В одном известном старом анекдоте дается довольно дельный совет: если нужно сообщить сразу и добрые и худые вести, лучше начать с тех, что похуже. Иными словами, сначала проглотить горькую пилюлю, а уж затем — подслащенную… Мой рассказ — далеко не анекдот. Но вышеуказанный принцип, пожалуй, стоит соблюсти. Потому и начну с печального, можно сказать, зловещего сообщения.

С начала пятидесятых годов, под боком, у великого города на Неве в жизненно важном районе — на Ладожском озере производились опыты с радиоактивными веществами, при этом их распыление на местности производилось различными способами, в том числе с использованием взрывчатых веществ — своего рода имитация ядерного взрыва…

Есть и другой не радостный факт, это негативные последствия этих атомных экспериментов (можно сказать экскрементов) в дальнейшем устранялись только самой матушкой-природой. Устранялись, так сказать, в целом, о частных же случаях поговорим чуть позже. Кстати добрые вести оставлю на финал, «хэппи-энд» в этой истории все же неотвратим.

А теперь о подробностях.

Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется… К труду журналистов, на мой взгляд, эта поэтическая сентенция относится лишь отчасти. Мы все же обязаны зреть в корень своих публикаций, ибо искра творческой мысли, упав на сеновал человеческих эмоций, вполне способна запалить пожар общественных страстей…

Все это я, безусловно, учитывал, когда готовил осенью прошлого года статью о найденном на Ладоге полузатопленном эсминце «Кит» с радиоактивностью в трюме. Набат Чернобыля продолжает тревожить людские сердца. Предотвратить взрыв «радиофобных» страстей вокруг ладожской проблемы, дать людям правдивую и объективную информацию о радиационной обстановке, а главное, помочь военным без помех, без ненужной шумихи побыстрей ликвидировать опасный объект — эти задачи старался решить в своих публикациях.

Разумеется, тогда не предполагал, что «Кит» станет лишь своего рода верхушкой айсберга в хронике событий, происходивших на островах Западного архипелага в послевоенные годы. Впрочем, догадки были. Потому после выхода материалов в свет с нетерпением ждал откликов. Не только от болельщиков «атомной» тематики. Главное — от свидетелей я участников тех событий.

Не сразу дождался. Специфика проблемы не замедлила проявиться. Не спешили выйти на меня люди, которые много знали. Сказалась тут небезызвестная «подписка о неразглашении гостайны», действующая с железной стабильностью независимо от государственных передряг и перестроек. Впрочем, это теперь не суть важно. Главное, люди нашлись и открыли необходимую правду.

Эта правда составила солидный пакет документальных свидетельств. Конечно, многое требовалось проверить, уточнить, даже дополнить в соответствующем ведомстве. Так я оказался в Москве, в одном из управлений Министерства обороны СССР, которое координирует работу по ликвидации последствий проводившихся ранее испытаний на Ладоге.

А всё-таки жаль, что на крутом вираже истории страны, после бурных промывок наших мозгов газетно-телевизионной смесью из правды, лжи и демагогии в нас вызрело устойчиво предвзятое отношение к людям, сотворившим ядерный щит державы. В общественном сознании, увы, начертанный презентабельный образ этих специалистов: недоступные журналистам, консервативные до мозга костей, все решающие за закрытыми дверьми, рьяно ратующие за ядерные взрывы назло экологам и демократам. Их теперь, как и всех армейцев, кстати, уже и гражданами страны не величают, в ходу своего рода кличка «Вооруженные Силы». Что скрывать, и мои мысли припудривал налет таких убеждений. А тут еще катаклизмы в Прибалтике. Тут еще наш невский Саша, что делит всех на «наши — ваши»…

Разрушить этот стереотип помогли мне два общительных, добродушных, энергичных полковника, которые непосредственно заняты ладожской проблемой, причем сухопутной ее частью. Программу же ликвидационных работ на воде — подъем с грунта и транспортировку к месту захоронения радиоактивного «Кита» — реализуют специалисты Военно-Морского Флота, так сказать, «китобои».

После такого уточнения мы занялись разбором накопленных свидетельств. Хотя четвертым участником этой встречи была, как водится, незримая и неслышимая «мадам секретность», собеседники мои ничуть не скрытничали, подробно отвечали ленинградцу «с лейкой и блокнотом», не отбивались «с пулеметом» даже от вопросов, явно тяготевших к оборонным таинствам. Думается, что откровенность тут проистекала из уважения к профессиональным обязанностям каждой из сторон.

Позволю себе в этой связи еще одно личное наблюдение. Напрасно, мне кажется, многие гневливые коллеги-журналисты клянут «закрытость» военного руководства. Времена изменились. Некоторый опыт контактов с Генеральным штабом Вооруженных Сил СССР убеждает меня в одном: поддержка высшего командования будет обеспечена, если сумеешь доказать свое право на избранную тему, покажешь свою компетентность и объективность. Только и всего. Кстати, точно так реагирует на расспросы корреспондента пахарь, работающий на весеннем поле, или шахтер в забое, более всего озабоченный вырубкой угля. Это — проверено.

В армейских архивах страны нет документов, раскрывающих методику, технологию, качественные и количественные показатели испытаний, проводившихся на ладожских островах с «особыми» зарядами. Был найден лишь небольшой лист бумаги, исписанный, кстати, от руки. В нем кратко сообщалось об экспериментах с радиоактивными веществами на опытном судне «Кит». Это — все. Бериевская система охраны тайн была доведена до совершенства именно на «атомной» тематике. Думается, что это тот редкий пример «секретности», который был во благо, Даже машинисткам не доверяли печатать такие материалы. Многое уничтожалось вскоре после проведения экспериментов. Отчеты по ладожским работам, вероятно, постигла та же участь. Невесть куда сгинули кино- и фотоматериалы, отснятые тогда же.

«Подробности» давних экспериментов на ладожском полигоне военным специалистам пришлось, можно сказать, прощупывать на местности радиометрами-дозиметрами. Определялись зоны и уровни радиоактивного заражения на островах. Разрабатывались методы ликвидации «загрязнений». Работа эта длилась много месяцев. Необходимые данные собрали. Карты «пятен» составили. Что дальше?

«Вы приехали вовремя, — подытожили разговор собеседники». Результаты наших обследований необходимо теперь проверить на островах вместе с ветеранами-участниками испытаний.

Пришли к островам затемно. Бросили якорь. Стали дожидаться рассвета. Заря разгоралась неспешно — тихая, холодная, задумчивая. Пока спускали на воду шлюпку, я снимал видеокамерой зимнее великолепие островов, озаренных синеватым светом утра.

В шлюпку набилось под завязку офицеры-дозиметристы, радиологи, матросы-гребцы, ветераны части. Оттолкнулись от стального борта, налегли на весла — пошли по спокойной воде. От корабля живого, наполненного теплом, звуками и запахами уюта, двинулись к другому кораблю — мертвому, немому, чернеющему ржавыми бортами и развороченными надстройками. Будто из нынешнего яркого, шумного времени отправились в мрачное, холодное прошлое. Я глянул на ветеранов испытаний Александра Алексеевича Кукушкина и Евгения Яковлевича Царюка. О чем теперь они задумались? Что подсказывает им память?