Черная графиня
Шрифт:
Нет, царским сатрапам не уцелеть. Но вот тут-то у Ивана и стали появляться вопросы, ответы на которые ему, он понимал, никто не даст. Поэтому и настроение было всегда плохое. Уж и шутки друганов – участников боевой дружины воспринимал трудно.
Но домой, в свой Аптекарский, шел, насвистывая. Ибо уж так получалось. Видно, природа работала.
Чем ближе к жилью своему, тем светлее. Хочется и свистеть. Может, и петь, но – не умел. А все дело объясняется просто.
У сироты Ивана дома никогда не было. Папа и мама в одночасье умерли. Как и половина деревни – от какой-то непонятной болезни. А маленький Ваня с сестренкой знали, что делать. Ведь чай всю жизнь жили в полном единении
Еще в церкви батюшка Никодим все говорил сельчанам, «што идет попакалист за грехи людские». И, мол, надо жить, как Бог велит. По совести, значит.
Но как велит Бог, сельчанам узнать не удалось. От этой самой лихоманки поп Никодим скончался. Его и отпевать-то с трудом селяне исполнили. Не до требы, самим бы выжить. Но – почти никому не удалось. Така болезнь.
Ну, Ваня сестру потерял, тихонько питался чем Бог послал, да постепенно дошел до города. И не умер. И зверь не съел. И хвороба не взяла. Видно, истово молилась откуда-то мама Вани о нем и его сестренке [17] .
17
Сестра, Еугения, осталась жива и в 1914 году была медсестрой в царской славной армии, которая, напевая про «соловья-пташечку», шла громить немца-супостата. А после 1917 года оказалась в Белграде. Но это уже другая история.
Ваню в городе какая-то тетенька взяла за руку и привела в большой, темный сарай. Но в нем было тепло и пахло! Пахло щами!
Мама… Тут маленький, но уже много такого переживший Ваня, что за всю жизнь кое-кому и не снится (к его счастью), вдруг неожиданно для себя заплакал. Но тетеньки его окружили, одежку, сплошь рваную да с разными букашками, сняли и начали поливать теплой водой да так сладко приговаривать:
Сойди, забота,С нашего Федота,А перейди на ЯковаИ другова всякого…И от теплой воды, от мягких рук этих тетенек Ваня плакал и плакал. Потом кушал, а затем – заснул и спал, тетеньки уж стали беспокоиться, ровно сутки.
Попал Ваня в купеческий дом «призрения сирот». Ах, какое было счастье – Ваня попал в Хлудовские мануфактуры. Сначала отъелся немного, отмылся, отоспался, а затем стала одна тетенька его прилаживать к делу. Естественно – к мануфактурному. А так как был Ваня смышленый да быстрый (а как иначе – не выжил бы никак в год деревенской эпидемии, болезней и голода), то стали его на фабрике прикреплять к механике. Сначала в станки – масло заливать. Затем – гайки да болты проверять и подтягивать, что ненадежно.
Дальше – больше. Да, больше, хотя Ваня – подросток еще, но вот 9 часов смены – отдай хозяину. А когда станок гудит с 5 утра до 9 вечера, да каждый день, и воскресенья прихватывает – мало тебе, мальчику 12–13 лет, не покажется.
Ване и не показалось, что это рай. Хотя вначале думалось.
Но вот когда на фабрике вспыхнул бунт, то даже мальчик еще, Ваня понял, что очень желательно жить по-другому. Как – он еще не знал, но хоть какое бы послабление, а то и кусок хлеба за день съесть только тайком. А мальчикам есть хочется всегда. Да потому что они и растут все время, и помнят свою лебеду да тюрю, что пекла в смертные, голодные годы сестра. О которой Ваня вспоминать не хотел. Тогда бы пришлось плакать, а этого здесь, на мануфактуре – никак нельзя, мастер может и штраф вкатать.
Бунт был знатный. Все летело с фабрики на улицу: и конторские книги, и штуки мануфактуры, и хрусталь директорской квартиры, и мудреные кастрюли с кухни. Видно, директор питаться уважал. Впрочем, так же как и Ваня. Ваня, отметим, больше. Может, по качеству проигрывал, но по объему – точно Ваня вышел бы в передовики.
Кстати, о передовиках. Ваню мастер хвалил. Показал какому-то толстому и сказал:
– Ефим Петрович, обратите внимание, из мальца точно толк будет, рука ухватистая.
Ефим Петрович животом поколыхал, попыхтел и неожиданно высоким голосом произнес:
– Ты, Василич, знаешь пословицу: «Коня бойся сзади, а дурака – со всех сторон». Вон уж хозяин и дома для рабочих ставит, и штрафы отменил – а все недовольны. Поэтому мальца приглядывай по рукам, конешно, но и не забывай, што только головой парнишка в люди может выйти.
Ваня этот разговор запомнил и иногда в лужах весенних свое отражение разглядывал. Думал, что же такого в голове, что она в люди может вывести. Выходило – с руками лучше, легче и понятней.
Но вот бунт на мануфактуре закончился, и вновь все вошло в свою колею. Правда, денег чуть прибавилось. Да им, ребятам, вышло послабление. Теперь не 9 часов мантулить [18] , а меньше на 2 часа. Да буфетный днем чай привозил на тележке, и даже с головкой [19] . Это уж совсем благодать.
18
Мантулить – работать (сленг).
19
Головка – сахарный кусок, напоминающий голову. От него откалывают кусочки во время чаепития.
А на фабрике строгости ввели после заварухи. Посторонним – ни-ни.
Однажды Ивана после смены нагнал один из дружбанов по бараку (Иван уже два года имел комнату на двоих. Соседом был юркий, веселый, с хитрым глазом Герман. А фамиль нам без надобности.)
Герман рассказывает, что начал ходить в рабочий кружок, где грамотные студенты и какие-то еще подробно разъясняют нам, как, что, почем и зачем происходит. В смысле, почему мы мантулим по 9 часов, а хозяин даже не знает, где его фабрики. Иван пошел. Ему понравилось. Не было ни пива, ни белого [20] . Сушки, сухари, сахару – много.
20
Белое вино – водка.
Помимо своих, мануфактурских, было еще несколько ребят из образованных. Даже были и девицы, вот уж которые Ивану вовсе не понравились. Курят, страшенные, в очках, и фактурности никакой. Да и слова говорят совсем непонятно. Одна вот возьми и ляпни:
Конец ознакомительного фрагмента.