Черная Книга Арды
Шрифт:
— Костер!..
Тот седой, что принес Дейрел весть о приближении Черных Воинов, хотел было возразить — но, увидев бешенство безумия в глазах «короля», сейчас казавшихся желтыми, как у хищного зверя, поспешно отвел взгляд и промолчал. И безумие это, казалось, передалось тем, кого Дейрел называл своей сворой…
…Огонь захлестнул его, удушливый дым забивался в горло, выжигал глаза, — Изначальный протянул руку, пульсирующий сгусток жизни лег в его ладонь, как маленькая птица-подранок, — и тогда он сжал пальцы…
…Они
Свора знала: никого из них щадить не станут. Свора дралась до последнего, потому что отступать было уже некуда. Дейрела взяли живым: его не защищали — страх смерти оказался сильнее верности из страха.
Вент, морщась, словно от боли, оттаскивал от костра Ульва.
— Там уже никого нет, — повторял он четко и громко. — Ты понимаешь?
Ульв не отвечал: он рвался в огонь, и в его глазах бился другой огонь — безумие. Тогда Вент позвал Торка, и вдвоем они еле справились — с одним. Его пришлось связать. Вент бил его по лицу, пытаясь привести в себя; взгляд Ульва стал осмысленным, но теперь в нем была пустота. И Вент понял — воля к жизни ушла. А на волосы Ульва лег пепел — теперь уже навсегда.
Они возвращались, и отряд вел Вент. На телеге лежали рядом двое — Дейрел и Ульв; один спал пьяным сном, другой смотрел в небо пустыми глазами.
… — Твои братья будут судить его. Ты будешь с ними?
— Нет. Разве это вернет ей жизнь?
— Ты простил его?
— Я не хочу о нем больше знать. Айанто…
— Что?
— Почему ты не спас ее? Разве ты не мог? Ведь достаточно было сказать слово…
Изначальный прикрыл глаза.
— Не мог, — глухо выговорил он. — Не мог. Только в ваших сказках: «да будет» — и стал свет…
Помолчал.
— Ульв.
— Да?..
— Ей не было… не успело быть больно.
— Почему? — не сразу спросил человек — очень ровно.
— Когда нельзя спасти, можно избавить от мук. Вот, я ответил. И теперь, наверно, ты не захочешь оставаться со мной.
— Почему? — в голосе человека скользнуло недоумение.
— Потому что… не огонь ее убил.
— Что тогда?
— Я.
Человек впервые поднял глаза на Изначального. Долго смотрел в его лицо, потом глухо и отрывисто проговорил:
— Мэй халлъе-тэи, Тано айанто.
И низко склонил голову.
РАЗГОВОР-XIV
…На этот раз, как ни странно, первым начинает разговор Собеседник, не дожидаясь вопросов Гостя.
— Это исключение. Единственный случай за всю историю Твердыни: женщина, ставшая воином Меча…
Гостю явно хочется спросить, откуда его Собеседник знает, что Ириалонна была единственной; он даже делает легкое движение, словно собираясь прервать Собеседника, —
— Единственный случай, который, наверное, не мог не обернуться бедой. А Твердыня делала все, чтобы предотвратить беду. Терпеливо, как мудрый целитель. Оставалось сделать последний шаг — и вот не хватило времени.
Собеседник смеется коротко и горько:
— Так часто бывает: не хватает времени. Нескольких лет, дней, часов… Случайность. Девушка могла не поехать с отрядом. Помощь могла успеть вовремя. Случайность…
Некоторое время молчат оба; потом Собеседник начинает говорить снова — как поначалу кажется Гостю, о другом:
— Ни прежде, ни после не было такого, как Аст Ахэ. Потому что только один мог создать эту Твердыню. Твердыня выявляла дар человека, помогала ему стать Мастером в том, в чем он был более всего одарен, осознать и осуществить свое предназначение. Каждый из людей Твердыни был первым в своем ремесле. Это не значит, что больше они не умели ничего; но у каждого было свое дело. В этом и заключалось Служение: в том, чтобы служить людям. Не своему роду, не своему клану — людям: потому что Твердыня становилась для каждого второй семьей, каждому дарила чувство единства, единения с братством т'айро-ири. Того единения, которое оставалось с человеком навсегда — до конца пути. Единое братство, единое начало пути: Твердыня. Разрозненные кланы, неизбежно сливающиеся в единый народ. И Мелькор становился Учителем для каждого, потому что люди Аст Ахэ, быть может, не сознавая этого, чувствовали: Твердыня — это он… Твердыня помогала каждому раскрыться до конца; неважно, чей ты сын, — важно, кто ты, что ты можешь…
Гость ни о чем не спрашивает: ему кажется, что сейчас лучше всего просто слушать.
— …разумная польза, — говорит Собеседник. — Мир устроен так, что землепашцы в нем рождаются много чаще, чем поэты. Среди людей Твердыни не было ни нерадивых землепашцев, ни бездарных поэтов. Твердыня руководствовалась благом людей. Женщина не может быть воином Меча, потому что это искалечит ее. Изменит ее тело так, что скорее всего она не сможет родить. А если и сможет — что будет? Дом без тепла, ребенок без матери — или отказ от того, чему такая воительница посвятила свою жизнь? И то, и другое — несчастье. И то, и другое означает утрату цельности…
На этот раз Собеседник умолкает надолго. Потом неожиданно говорит:
— Ах'энн, ставший языком Твердыни, — мудрый язык. И в притче, рассказанной Учителем, есть еще один оттенок смысла: всепорождающая Тьма — женское начало; Свет, как и Пламя Творения, — мужское…
Впервые он произносит — Учитель.
Но Гость не спрашивает, почему…
ВАЛИНОР: Совет Великих