Черная Книга Арды, Васильева Наталья (Элхэ Ниэннах (Ниенна))

Черная Книга Арды

на обложку

Васильева Наталья

Шрифт:

— …Правитель Айонар, позволь задать тебе вопрос…

Дайолен говорил тихо, почти шепотом — так, чтобы услышать его мог только Айонар.

— Спрашивай, менестрель, — невольно эльф тоже понизил голос.

— Твои глаза… У Эдил они другие. Почему?

Правитель задумался. Андар внутренне ахнул: откуда Дайолен знает? А если эльф разгневается?..

— Трудный вопрос задал ты, странник. Я не знаю и сам, из какого рода была моя мать. Я плохо помню ее. Она тоже пришла от Заката в давние времена… вернее, ее нашли в лесу. Она была молода, совсем девочка, дикарка;

все молчала и смотрела, как испуганный зверек. Одета была в обноски, ноги изранены и загрубели — видно, долго бродила по лесам. Она была — эллет, но не похожа на нас — может, из Лаэгрим, может, из Данвайт, не знаю: волосы у нее были как черная бронза, а глаза — зеленые звезды… Говорят, она была очень красива. Говорят, когда пела — умолкали птицы, словно стыдясь своих грубых голосов. Я помню только ее руки: маленькие, тонкие, теплые… Имя у нее было странное — Айони. Отец мой полюбил ее, и она стала его женой. Она умерла, когда мне минуло пять лет. Прилегла на траву и уснула… Так и думали, что спит. Отец тосковал по ней и через несколько лет ушел. Он говорил — однажды, незадолго перед смертью матери, пронесся над лесом черный ветер, и она плакала, протягивала руки к небу и шептала странные слова, словно вдруг вспомнила, откуда она и кто она… Только никому не рассказала об этом, все повторяла что-то об ушедшем народе, о сбитых черных птицах и о Звезде… Одно осталось от нее — взгляни…

Менестрель протянул руку, и в его ладонь легла брошь — кленовый листок из камня с мягко мерцающей каплей росы. Дайолен вздрогнул, глаза его заволокла туманная влажная дымка. Несколько мгновений, казалось, он хотел сказать что-то, но только тихо коснулся рукой струн.

Он пел, глядя куда-то поверх головы правителя, и все ниже опускал голову эльф. Человек говорил — Учитель, не называя имени; человек именовал Людьми тех, кого знали как Эльфов Тьмы, Черных Эльфов, отступников. И плакала лютня, и высокая скорбь была в словах, и полынным серебром звенела мелодия…

Долго молчал правитель, а потом молвил:

— Этого не может быть… но песня не лжет…

Новый голос хлестнул, как плеть:

— Прислужник Врага! Как ты смеешь… как смеешь петь такое!

Эльф выступил из тени. Он был одет по-иному: в доспехах, опоясан мечом, чью рукоять стиснули сейчас пальцы, унизанные драгоценными перстнями.

Взгляд менестреля остановился на лице говорившего.

— Прости, я не сразу увидел тебя, нолдо, — с легкой усмешкой сказал человек.

— Лжец! Морготово отродье!

Дайолен вздрогнул, как от удара, но голос его звучал спокойно:

— Я говорю правду, и ты знаешь это. Иначе мои слова не разгневали бы тебя, нолдо.

— Я загоню их тебе обратно в глотку, смертный!

Андар вскочил и схватился за меч, заслонив собой менестреля. И тогда заговорил правитель. Тихий голос его прозвучал властно и сурово:

— Ты, нолдо, и ты, мальчик, — вложите оружие в ножны. Умерь свой гнев, воитель: пока еще я властвую здесь, и никто не поднимет меча на моих гостей — таков закон гостеприимства. Не заставляй меня жалеть о том, что тебе позволили оставить при себе меч.

Нолдо резко развернулся и вышел из зала. Правитель проводил его долгим взглядом:

— Странны песни Смертных…

Верно, слово ранит больнее клинка… Горько слушать тебя, менестрель… и все же — пой. Я хочу слышать, хочу знать. Пой, я прошу тебя.

И снова запел Дайолен — о том, чего не мог видеть, о том, что услышал в биении Звезды. И правитель сидел, впившись в виски пальцами, а потом еле слышно прошептал:

— Не надо… Не надо больше… Больно…

Звенящая тишина повисла в маленьком зале. Правитель беспомощно смотрел в глаза менестрелю, и голос его прошелестел, как осенняя листва:

— Мне нечем одарить тебя… да, кажется, ты и не взял бы дара: твои песни выше всех даров… Прими хотя бы это…

Бесшумно подошел к менестрелю слуга и, поклонившись. подал ему резной деревянный кубок, оправленный в серебро:

— Правитель посылает тебе эту чашу, менестрель.

Дайолен поднял глаза на эльфа и протянул руку. Рука замерла в воздухе — как-то беспомощно.

— Что же ты? — начал было правитель. И вдруг осекся. — Ты… ты не видишь?

Горькая улыбка тронула губы Дайолена:

— Я слеп от рождения, правитель.

— Но как же…

— Глаза — я вижу. Больше ничего.

Андар осторожно принял у эльфа кубок и положил на него руку Дайолена. Менестрель поднялся:

— Пью за тебя, правитель!..

Эльф в простых темных одеждах подошел бесшумно и сел рядом.

— Менестрель.

— Да?..

— Я хотел просить тебя спеть мне.

— О чем ты хочешь услышать? — Дайолен выглядел задумчивым. — О заповедных лесах Дориата? О государе Элу Тинголе и его королеве Мелиан? Или о королевне Лютиэнь, прекраснейшей из Бессмертных?

— Да! — порывисто ответил эльф — и тут же вскинул на Дайолена удивленный взгляд. — Но как ты…

— Ты Синда, и, судя по выговору, из Дориата.

— Ты так хорошо знаешь языки Элдин? Откуда? Впрочем, нет, потом; пой.

— Хорошо, — у менестреля была странная улыбка. — Только я буду петь по-другому. Не так, как рассказывают у вас.

— Это все равно.

…Только один раз эльф не смог сдержать тяжелого вздоха.

— Странная песня…

Теперь Дайолен смотрел ему в лицо — очень серьезно и печально.

— Откуда вы там, на Севере, знаете это?

— Но ведь они пришли именно к нам, — так же серьезно ответил менестрель. — Я не думал, что ты дослушаешь до конца.

— Теперь уже все равно. Кто тебе это рассказал?

Дайолен не ответил.