Черная книга или Приключения блудного оккультиста
Шрифт:
Только Г.П. мог осуществить все это практически. Он тут же, не сходя с места, сколотил ансамбль гитаристов – даже те, кто играть не умел совсем, участвовали в нем, и получалось здорово! Он предложил методики медитации, психологические игры. Под его руководством несколько человек начали выращивать дома зелень себе в пищу. Тогда как раз зашла впервые речь о переводе «Анастасии» на нем. язык, и Г.П. предложил, наряду с профессиональным переводом, попытаться сделать еще свой собственный – пусть каждый поработает дома, а потом сверим и посмотрим, что получилось! В конце концов, нам всем нужно совершенствовать язык.
Короче говоря, у
А с Г.П было очень интересно говорить! С ним можно было многое обсудить. И наконец, его интересно было просто слушать! Он обладал огромным опытом, он нестандартно мыслил.
Я не идеализирую Г.П – в особенности сейчас. Мы с ним давно не общаемся, и мне не хочется возобновлять это общение. Г.П. – не более, чем эзотерик. Его опыт и мысли – опыт и мысли эзотерика. Я лишь подчеркиваю, что тогда – ТОГДА– мне было с ним интересно. И я уважала Г.П. как старшего и более опытного товарища.
И я не понимала, почему Александр тихо ненавидит Г. П.
Он ужасно нервничал! Вот неразбериха перед собранием, все шумят, разбрелись по залу. Г. П. в сторонке с пятью человеками тихонько репетирует на гитарах. Вдруг Александр нервно кричит: «Георгий Петрович! Ну что вы в самом деле! Давно пора собрание начинать, вы когда закончите?» Г. П. тут же заканчивает репетицию. Я в недоумении. Почему Г. П.? Ведь о собрании еще не объявлял никто, все разбрелись – в чем Г. П. виноват?
Было и еще много таких же мелких сцен. Понятно, что во Франкенеке (то есть в семьях В. и Лены с Костей) личность Г. П. всячески обсуждалась и обсасывалась. И малейшие проявления его личности подвергались суровому осуждению.
Надо сказать, Г.П. действительно человек довольно прямой и страстный. Например, выступала у нас одна женщина, занимающаяся психологической помощью наркоманам и алкоголикам. Ее толком не слушали, потом наш бард Н. Начал над ней подтрунивать. Г. П. встал и своим мощным баритоном сказал: «Вот вы смеетесь над ней, а сами на себя посмотрите! Вот вы, Н., курите! Так может, она бы вам помогла избавиться от вредной привычки, а вы держитесь за свое и хихикаете!» Это было почему-то расценено как оскорбление Н.
Или другой случай. Наши «ивановки» обливались утром холодной водой. Н. Отпустил остроту в их адрес. Г. П. снова сделал замечание, причем примерно в таком стиле: «Бедные женщины должны от всех прятаться, как мокрые курицы, над ними все смеются, а нам учиться у них надо!» Самое удивительное, что на эту фразу больше всего обиделись сами ивановки! Их обозвали «мокрыми курицами»…
Для меня становилось очевидным, что на Г.П. будут обижаться в любом случае. Он все делает неправильно. Он неправильно ходит, говорит, дышит. Любая его фраза – прямое оскорбление всему обществу. Любое его действие – против Александра. То, что он не обрывал меня и не вынуждал (как это делал Александр) называть его, пожилого человека, на «ты» и по имени – было расценено как «любовь к почестям» – мол, он ТРЕБУЕТ, чтобы к нему по имени-отчеству (хотя добрая половина общества прекрасно называла его на «ты», и он тоже не возражал!)
Когда Г.П. решил пройти курс «светового питания» (зверская методика – человек 7 дней ничего не ест и не пьет, потом еще две недели – только пьет соки… некоторые копыта отбрасывают), прошел успешно и рассказал о своем опыте – Н. тут же прокомментировал это так: «Конечно, ему хотелось выделиться. Показать – вот какой я герой!»
Г.П. и сам это прекрасно ощутил. И как-то мне сказал: ну все, я теперь в опале. Александр боится за свою власть.
Не передать горечи, которую я испытывала тогда. Я так любила общество, все его члены казались мне такими возвышенными и прекрасными. Я не мыслила жизни вне общества (почему– смотри выше). Но ведь и Г.П. – очень хороший человек, и мог бы принести нашему обществу такую пользу! И вот – какие-то дурацкие интриги, предубежденность…
Какой сильной была ненависть к Г.П., можно судить хотя бы по такому факту. Через два года после его ухода я заговорила о нем с Леной и попыталась сказать: «Не он один виноват. Мы тоже виноваты в его уходе». Лена, обычно такая спокойная, избегающая даже тени конфликтов, вдруг взвилась и начала на меня чуть ли не кричать: «В чем мы виноваты? Я ему звонила! А он! Он то… Он се… Вот что он мне сказал (к слову – ничего особенно страшного, но это если смотреть объективно)». Я даже испугалась такого напора и сказала: ну конечно, конечно, ты права.
Или на последней нашей встрече с Александром (после ухода Г.П. прошло два с половиной года, все о нем давно забыли, произошло множество более ярких событий), без всякого напоминания, сам Александр вдруг посмотрел на меня и начал говорить о Г. П. «Вот ты, Яна, хотела, чтобы у нас Г.П. был руководителем (это бред! Об этом никогда никто и речи не вел, и мысли не возникало). А ты не знаешь, каким он был авторитарным человеком! Вот вы бы у него поплясали!» При этом в голосе его звучала обида и ненависть.
При всем этом в обществе не нарушался принцип Любви!
Если даже сейчас кто-то из общества прочтет эти строки о Г.П., он скажет недоумевающим тоном: как это? Кто это его ненавидел? Кто это его изгонял? Все ему звонили! Все с ним общались! И я общался (лась). Это он сам ушел.
Ни один член нашего общества ни за что не признается даже самому себе, что он испытывает к кому-то хотя бы неприязнь! Ведь это – нарушение принципа Любви! Поэтому, чтобы скрыть от самих себя происходящее, очень многие регулярно намеренно звонили Г.П., участливо расспрашивали его о жизни – словом, общались. Мне, к примеру, столько никто не звонил, как и любому рядовому члену общества. К Г.П. относились с таким участием именно потому, что ощущали его отделение от общества, именно поэтому нужно было так активно заниматься в его отношении «бомбардировкой любовью».
Почему я так подробно говорю об этом? Кому интересны наши интриги?
Да потому что это – вернейший признак тоталитарной секты. Я своими глазами увидела, как выживают неугодных. Тех, кто не может полностью подчиниться руководителю (ах… такому мягкому, демократичному и неавторитарному!)
Были и другие случаи. Ушла из общества женщина, пытавшаяся, как и я, что-то возражать. Ушли другие – молча. Но пример с Г.П. – самый яркий.
Теперь я подхожу к описанию сцены, которую мне не забыть, наверное, до конца моих дней.