Черная книга секретов
Шрифт:
— А откуда она у вас?
Глаза Джо затуманились, точно он грезил наяву. Сунув руки в карманы, ростовщик качнулся с носка на пятку.
— Салюки родом из далеких южных краев, далеко-далеко отсюда, где водятся такие удивительные твари и птицы, каких вам и не представить, — не спеша ответил он.
— Вы сами ее изловили?
— Нет, я получил ее в подарок. Щедрый подарок от одного старика мальчику вроде вас.
Братья Корк захихикали.
— Да-да, и я когда-то был молод, — сказал Джо.
Каждый день, когда мальчишки навещали лавку и лягушку, у хозяина находилась для них очередная история, одна занимательнее другой, и ребята слушали как заколдованные — слушали рассказы о далеких странах, где побывал Джо Заббиду. Горы там изрыгали
— Расскажите, откуда взялась деревянная нога! — просили они.
Но Джо Заббиду неизменно качал головой и отказывался.
— Не сегодня, — говорил он, — в другой раз. Может, завтра расскажу.
Глава пятнадцатая
Болтливые языки
Полли, юная служанка, и хотела бы проводить в лавке ростовщика столько же времени, сколько братья Корк, да не могла: если булочник с женой только радовались, что мальчишки не вертятся под ногами, а торчат у Джо, то Иеремия Гадсон снисходительностью не отличался, и Полли приходилось довольствоваться краткими и редкими посещениями лавки. Они с Ладлоу охотно болтали о том о сем, хотя, по правде сказать, Ладлоу больше слушал, а говорила в основном Полли — стоило ей открыть рот, и вставить слово уже никому не удавалось.
— Уж не знаю, что у вас тут такое творится, — хихикая, призналась она однажды, — а только как приду, язык сам собой развязывается.
Ладлоу нравилось ее слушать — ему любопытно было разузнать как можно больше о деревушке и местных жителях, особенно об Иеремии Гадсоне. А Полли с готовностью выкладывала все, что происходило в большом богатом доме у подножия холма. Она рассказала все о привычках Иеремии (по большей части скверных), и о его характере (также скверном), и о хозяйских распоряжениях и требованиях, несправедливых и нелепых. Вскоре Ладлоу понял, что Полли живется туго. Девочка она была неглупая, но совсем необразованная. В те времена не так-то просто было выбиться в люди, а потому Полли хотя и вовсе не радовалась своей участи, но смирилась с ней. Родители Полли умерли, когда она была совсем крошкой, и девочку взяла к себе из милости Лили Иглсон, местная портниха. Она научила Полли шить; надо сказать, дело у девочки пошло хорошо, но портниха вскоре смекнула, что работы в деревне на двоих не хватит и что Полли — просто-напросто лишний рот. К счастью — вернее, к несчастью, — именно в это время Иеремия Гадсон объявил, что ищет служанку. Полли увязала свои небогатые пожитки в старенькую полотняную скатерть и с этим узелком перешла улицу — из дома Лили Иглсон в дом к Иеремии Гадсону, где и прослужила целых шесть лет.
— Не так уж там и худо, — призналась она. — Если я делаю все, что хозяин требует, он не особенно ворчит и бранится.
Однако вид у девочки всегда был утомленный и голодный, так что Ладлоу даже чувствовал себя виноватым: он-то служил у Джо Заббиду, горя не знал.
— Конечно, пока Стентон Ливер у нас столовался, мне жилось полегче, — призналась как-то Полли.
— А кто такой Стентон Ливер? — заинтересовался Ладлоу.
— Отец нашего мясника. Когда я только поступила к мистеру Гадсону, Ливер ужинал у нас чуть не каждый вечер. При нем было спокойнее.
— И что с ним сталось?
— Оказалось, что у него больное сердце — так сказал доктор Моргс, когда Ливер помер в одночасье. Схоронили мясника так быстро, что покойника никто толком и не видел. О нем говорят, мол, славный был малый, но по мне, так вовсе нет. С сыном, Горацио, Стентон Ливер обращался хуже некуда. Ну а когда Ливер-старший помер, больше у Иеремии друзей в деревне не осталось, он и повадился в Город ездить, в карты дуться. Так и ездит теперь — поди пойми, когда вернется, то ли с утра, то ли за полночь. И всегда-то приезжает в стельку пьяный. — Полли вздохнула. — Не пойму, чего тебе в Городе не сиделось — стоило уезжать сюда, в нашу глухомань. Неужели так скверно приходилось?
— Я тебе и половины не рассказал, вот как скверно, — угрюмо ответил Ладлоу. — Чего со мной там только ни приключалось… Нет, не буду говорить, ты уши заткнешь.
— Ходят слухи, что ты удрал из Города, потому что совершил там преступление, — призналась Полли. — Говорят, тебя ищут.
— Пусть что хотят, то и думают! — фыркнул Ладлоу.
— А хозяин твой откуда прибыл? — не унималась Полли.
Ладлоу в ответ только руками развел — он и сам толком не знал. Спрашивать-то он спрашивал, и неоднократно, но Джо Заббиду умело уходил от ответа. Ладлоу мало что знал о хозяине. Даже когда Джо рассказывал мальчишкам удивительные истории о дальних краях, о себе он не говорил.
— Ну и пожалуйста, — усмехнулась Полли. — Зато Иеремию он прижал к ногтю. Слышал бы ты, как мистер Гадсон клянет вас с Джо на чем свет стоит! Чем хочешь клянусь, в один прекрасный день он просто лопнет от злости!
Какого бы мнения Иеремия Гадсон ни придерживался относительно ростовщика и его подмастерья, местные жители в лавку зачастили. Конечно, у них почти ничего ценного за душой не было, но Джо Заббиду, в отличие от большинства своих собратьев по ремеслу, брал в заклад что угодно, даже самые странные и никчемные вещи — скажем, как-то раз он принял чучело кота, поеденное молью и тронутое плесенью. И за все это Джо, как и обещал, платил приличные деньги. Ладлоу и представить не мог, чтобы даже Амбарт Джеллико соглашался на такой хлам.
Поскольку крутой подъем в гору давался большинству посетителей с трудом и они переступали порог лавки пыхтя и отдуваясь, Джо распорядился поставить у дверей стул, и клиенты приняли это нововведение с радостью. Ладлоу наблюдал из-за прилавка, как очередной посетитель плюхается на стул, утирает пот, старается отдышаться и жалуется. Передохнув, посетитель шел к прилавку предъявить очередной убогого вида предмет. Джо рассматривал заклад, вертя его так и этак. Иногда (но это случалось крайне редко) он ввинчивал в глазницу особую лупу, какой пользуются ювелиры и часовщики, и разглядывал товар пристальнее. Посетитель в это время обыкновенно замирал, затаив дыхание и от волнения стиснув руки так, что костяшки белели. Все надеялись, что ростовщик примет их хлам, и Джо, конечно, оправдывал надежды. Посетители кланялись и осыпали ростовщика горячими изъявлениями благодарности. Обычно тем дело и кончалось: посетитель, все еще кланяясь и благодаря, пятился к двери. Но иной гость задерживался, топтался в лавке, переминался с ноги на ногу и делал вид, будто любопытствует насчет лягушки.
В конце концов Джо поворачивался к такому гостю и самым невинным тоном осведомлялся:
— У вас еще что-нибудь?
А у самого в уголках рта появлялась улыбка.
И разговор неизменно переходил на Иеремию Гадсона.
— Сдается мне, вы храбрец, мистер Заббиду. Мало кто осмеливается пойти против Иеремии, — говорил гость, намекая на тот первый день, когда Джо дерзнул возразить мистеру Гадсону. Да, отвага ростовщика произвела на местных неизгладимое впечатление.
На такой комплимент Джо всегда отвечал одинаково: