Черная книга секретов
Шрифт:
Я глянул на Джо, спавшего глубоким сном, и понял: что бы ни случилось завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, в Город я не вернусь. Ни за что. Прошлое мое останется при мне, зато здесь, под началом у Джо, у меня появилось какое-то будущее.
Глава четырнадцатая
О ногах и лягушках
На следующее утро Ладлоу разбудил аромат горячего хлеба. Джо Заббиду стоял у очага и поджаривал ломтики на кочерге.
— Вовремя ты проснулся, — сказал он, когда Ладлоу выбрался из своего закутка. — Хорошо спал? Лично я не очень.
— Неплохо, — промямлил Ладлоу и широко зевнул.
Джо переложил тост на тарелку и уселся за стол.
— Я вчера, оказывается, забыл запереть дверь. Нас могли прирезать в постели за милую душу.
Щеки Ладлоу заполыхали ярче огня в очаге.
А Джо продолжал как ни в чем не бывало:
— Итак, теперь, когда у тебя была возможность все обдумать и взвесить, что ты решил — остаешься? Работа нетрудная, а ты окажешь мне неоценимую помощь.
— Я хочу остаться. Очень хочу, — признался Ладлоу.
— Что ж, решено. Давай завтракать.
В бытность свою в Городе Ладлоу вынужден был довольствоваться на завтрак черствой плесневелой коркой или засохшей кашей. Завтрак у ростовщика, берущего в заклад чужие секреты, показался мальчику истинным пиршеством — подрумяненный хлеб, вареные утиные яйца, солидные ломти розовой ветчины, кус золотистого масла и два кувшина — пива и парного молока. Стол был даже сервирован столовыми приборами, но на них Ладлоу отвлекаться не стал и уплетал завтрак с отчаянием приговоренного к смерти. Джо лишь дивился аппетиту мальчика: тот не успел выхлебать вторую чашку молока, а сам уже скосил глаза на мясной пирог, красовавшийся посреди стола.
— Мясник принес сегодня утром, — пояснил Джо. — А булочник принес хлеба. Поразительная щедрость и гостеприимство.
— Может, они просто надеются сбыть вам еще какое-нибудь старье из своего барахла, — невнятно пробурчал Ладлоу, жевавший ветчину.
Джо принялся за следующий тост, запивая его пивом. Потом промокнул подбородок салфеткой, расстеленной на коленях. Ладлоу раньше не видывал таких изысканных манер и, смутившись, утер рот рукавом. Потом он впервые в жизни проглотил кусок, прежде чем заговорить.
— А мне жаль Обадию, — сказал он. — По-моему, старик славный. Хороший.
— Иногда этого недостаточно, — отозвался Джо.
— Вы, наверно, много историй слыхали вроде той, что он рассказал?
Джо кивнул и добавил:
— Слыхал и похуже. Однако вряд ли это утешило бы беднягу. Он прав, что боится: если его поймают, сидеть ему за решеткой или болтаться в петле.
— А как же Иеремия? Ему разве не достанется?
Джо покачал головой:
— Гадсон в случае чего будет все отрицать. Да и доказательств его причастности к похищению трупов нет. Что значит слово бедняка против слова богача? Дело, можно сказать, решенное: поверят Иеремии. Боюсь, Гадсон забрал над деревней такую власть, что никто из местных жителей его и обвинить не посмеет, не то что упечь в тюрьму.
— По-вашему, денег Обадии хватит?
— На ближайшее время да, — кивнул Джо. — Старик сможет хотя бы расплатиться с долгами. Но мне кажется, у Иеремии в рукаве припрятаны еще кое-какие козыри.
— А вдруг Обадии можно помочь еще как-нибудь?
— Нет-нет, — возразил Джо, — вмешиваться в ход событий мы не должны. Наша работа — хранить секреты, и только. Как только секрет внесен в книгу, мы умываем руки и дело закрыто. Нам не следовало бы даже обсуждать его.
— Так, значит, больше мы для старика ничего сделать не можем?
Но Джо не проронил ни слова.
Постепенно в лавку старьевщика потянулись клиенты, и к вечеру витрина украсилась следующими вещами: цветочной вазой в греческом стиле, парой кожаных подтяжек с серебряными пряжками (одной пряжки недоставало), парой крепких сапог с отворотами (лишь слегка сбитых) и кучкой больших латунных пуговиц. Ночной горшок хозяин поставил в угол витрины рядом с деревянной ногой.
Близилось время закрывать лавку. Ладлоу как раз был занят тем, что покрасивее раскладывал пуговицы в витрине, и вдруг заметил, что за ним с улицы наблюдает троица местных мальчишек. Это были те же трое мальчуганов, которые торчали в толпе, когда Джо произносил речь. Выстроились они почему-то по росту, справа налево, и все трое прижали носы к витрине, однако войти, видимо, стеснялись. Джо вышел на порог.
— Чем могу служить, юные джентльмены? — поинтересовался он, пристально глядя на мальчишек своими гипнотическими глазами.
Самый младший из ребят оказался храбрее прочих и ответил:
— Заклада у нас никакого нет. А лягушку поглядеть можно?
Джо рассмеялся:
— Разумеется, милости прошу.
Мальчишки ввалились в лавку, причем те, что постарше, оттеснили младшего. Все трое носили фамилию Корк и были сыновьями местного булочника Элиаса Корка и его жены Руби. Приблизившись к прилавку, братья завороженно уставились на пеструю лягушку, а та, нимало не польщенная их горячим интересом, повернулась к мальчишкам спиной.
— А как его звать? — спросил средний Корк.
— Ее, — поправил Джо. — Ее зовут Салюки.
— А что она ест?
Джо показал мальчишкам мешочек, в котором хранились липкие червяки и сушеные жуки, составлявшие пищу лягушки. Потом позволил каждому из братьев покормить Салюки, бросая ей жуков и червяков под сдвинутую крышку.
— Я ее возьму? — Младший, зачарованный лягушкой, протянул руку к крышке.
— Взять ее в руки ты в состоянии, это я и так вижу. Но ты спрашиваешь моего разрешения — ты ведь это имел в виду? — уточнил Джо.
— Можно подержать? — поправился мальчик, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.
— Нет, — отчеканил Джо.
В последующие свои визиты братья Корк упорно повторяли свою просьбу (а повадились они в лавку ежедневно), но, хотя Джо Заббиду и согласился, что подобное упорство и оптимизм со стороны юных джентльменов достойны всяческого восхищения, он неизменно отказывал им на том основании, что Салюки не любит, когда ее берут в руки.
— Она упрыгает? — спросил мальчик.
— Салюки — древесная лягушка. Она больше лазает по деревьям, чем скачет по земле, — объяснил Джо.