Черная книга
Шрифт:
Что бы ни скрывал Пэт Колдер, у него это получалось совсем неплохо. Но Ребусу вовсе не хотелось начинать раскопки. У него и так дел было выше крыши. Начиная с пистолета. Он сидел с ним вчера вечером в своей машине, держа палец на спусковом крючке так, как учил его инструктор в армии: наготове, но без напряжения. Это было подобно эрекции, которую ты хотел удержать.
Еще он думал о плохих ребятах и хороших ребятах. Если ты думал о плохом — тебе снились садистские и похотливые сны, — то это еще не делало тебя плохим. Но если у тебя голова полна светлых мыслей, а ты весь день пытаешь людей… Дело было в том, что
Ребус остановил машину у первой церкви, которая ему попалась. Он уже несколько месяцев не бывал ни в каких храмах, неизменно находя извинения и обещая себе, что как-нибудь обязательно выкроит время. Воскресные утра были такими хорошими благодаря присутствию Пейшенс, а не посещению церкви.
Кто-то фломастером на деревянной доске в церковном дворе превратил «Богоматерь Вечной Опоры» в «Богоматерь Вечного Запора». Не лучшее из предзнаменований, но Ребус все равно зашел внутрь. Некоторое время он посидел на скамье. В церкви вместе с ним было не так уж много народу. Он по пути прихватил молитвенник и долго разглядывал его безукоризненную черную обложку, не понимая, почему эта книга вызывает у него такое чувство вины. Наконец из исповедальни вышла женщина, повязывая голову шарфиком. Ребус встал и заставил себя войти в маленькое помещение:
— Простите мне мои грехи, отец, я собираюсь согрешить.
— Мы позаботимся об этом, сын мой, — раздался хрипловатый ирландский говорок из-за другой стороны решетки. В голосе слышалась такая уверенность, что Ребус чуть ли не улыбнулся.
Но он только сказал:
— Я ведь даже не католик.
— Уверен, что это так. Но вы христианин?
— Наверное. Прежде я ходил в церковь.
— Вы верующий?
— Я не могу не верить. — Он не сказал ничего о том, сколько усилий он прилагал, чтобы верить.
— Тогда скажите, что вас мучит?
— Некто угрожает мне, моим друзьям и семье.
— И вы ходили в полицию?
— Я сам и есть полиция.
— Понятно. И теперь вы подумываете о том, чтобы самому совершить правосудие, как об этом говорят в кино.
— Как вы догадались?
— Вы не первый полицейский, приходящий ко мне в исповедальню. В полиции осталось еще несколько католиков. — (Теперь Ребус все же улыбнулся.) — И что же вы собираетесь делать?
— У меня есть пистолет.
Послышался глубокий вдох.
— Вот это уже серьезно. О да, серьезно. Но вы должны понимать, что если вы воспользуетесь своим пистолетом, то сами превратитесь в одного из тех, кого презираете. Вы станете одним из них. — Священнику каким-то образом удалось прошипеть последнее слово.
— И что? — спросил Ребус.
— А это уж вы спросите у себя. Сможете вы прожить остаток жизни с этими воспоминаниями и чувством вины? — Голос замолк. — Я знаю, чту думаете вы, кальвинисты. Вы думаете, что обречены с самого начала, так что можно устроить небольшой адок и до попадания в ад. Но я говорю об этой жизни, а не о следующей. Вы перед смертью хотите жить в чистилище?
— Нет.
— Вы были бы последним идиотом,
— Спасибо, святой отец.
— Не за что. И еще, сын мой.
— Да, святой отец?
— Приходите снова — поговорим. Я бы хотел знать, какие мысли у вас, у протестантов, бродят в голове. Это даст мне пищу для размышлений, когда нечего смотреть по телевизору.
Ребус недолго оставался на Горги-роуд. Они так никуда и не продвинулись. Отснятые к этому моменту пленки были проявлены, некоторые из мелькавших там лиц опознаны. Опознанные оказались мелкой рыбешкой: уже отсидевшие свое преступники или ребята из молодых да ранних. Вернее, они были даже не рыбешкой — мальками, которые жмутся к уголку пруда. Флауэру повезло не больше, что вполне устраивало Ребуса, который никак не мог дождаться, когда же Флауэр предъявит иск на возмещение расходов. Всех этих бесконечных выпивок…
Разговор со священником придал ему бодрости, правда он только теперь понял, что святой отец так и не узнал его имени. С другой стороны, так ведь и было задумано. Анонимные грешники. Может быть, он даже когда-нибудь откликнется на призыв священника и вернется. А сегодня он поедет на берег и избавится от пистолета. Эта затея с самого начала была безумной. В некотором смысле вполне достаточно было уже одной покупки. Он, так или иначе, все равно никогда бы им не воспользовался, разве нет?
Он припарковался на Сент-Леонардс и вошел внутрь. У дежурного его ждал пакет — журнал заказов из «Кафе разбитых сердец». Колдер вместе с журналом оставил записку: «Что ж, Элвис тоже ел пиццу, верно?»
Так что «Разбитые сердца», похоже, достались итальянцам.
Пока он читал записку, дежурный звонил наверх и о чем-то вполголоса говорил.
— О чем речь? — спросил Ребус. Ему показалось, что он отчетливо услышал слова «он приехал».
— Ни о чем, сэр, — ответил дежурный.
Ребус попытался выдавить из него ответ пристальным взглядом, но потом отвернулся, потому что внутренние двери деловито раскрылись и из них появились две сестрички-горгоны — Лодердейл и Флауэр.
— Позволь твои ключи от машины? — потребовал Лодердейл.
— Что происходит? — Ребус перевел взгляд на Флауэра, который был похож на священника, присутствующего при сожжении.
— Ключи, пожалуйста. — Протянутая рука Лодердейла была так неумолима, что Ребус подумал: уйди он сейчас от этих двоих, рука такой и останется на много часов.
Он протянул ключи:
— Это старое ведро. Если ее не лягнуть куда надо, она даже не заведется.
Ребус последовал за этими двумя на парковку.
— Я никуда не собираюсь на ней ехать, — сказал Лодердейл. Голос его звучал угрожающе, но больше всего беспокоило Ребуса безмятежное молчание Флауэра.
И тут он понял: пистолет! Они знают о пистолете. А пистолет все еще был под водительским сиденьем. Где еще Ребусу было его спрятать — в квартире, где его может найти Майкл? В карман брюк, чтобы вызывать недоуменные взгляды? Нет, он оставил его в машине.
Со стороны той самой дверцы, которую теперь открывал Лодердейл. Тот повернулся к Ребусу и снова протянул руку:
— Пистолет, инспектор Ребус. — А когда Ребус не шелохнулся, произнес еще раз: — Дайте мне пистолет.