Шрифт:
Настоящее
1
Пэтти Харни притормаживает свой автомобиль-седан без опознавательных знаков полиции за два квартала от того места, куда направляется. На местных узких улицах полно патрульных полицейских машин, и свет «мигалок» порождает какой-то хаос в ночном освещении квартала. Тут таких машин штук двадцать — не меньше.
Пэтти припарковывает авто у края проезжей части, надевает на шею шнурок с прикрепленным к нему значком полицейского-детектива, и теперь
Она пробегает один квартал и оказывается перед желтой лентой внешнего периметра. Один из полицейских делает шаг по направлению к ней, чтобы остановить, но, увидев значок, позволяет пройти. Она не знакома с этим полицейским, охраняющим внешний периметр, а он, похоже, никогда не видел ее. Тем лучше.
Она подходит все ближе и ближе. Пот щиплет глаза, а футболка, несмотря на холод, стала мокрой. Нервы сильно напряжены.
Она знает этот многоквартирный дом и нашла бы его без труда, даже если бы рядом с ним не суетились полицейские. Некоторые собрались под навесом, прикрепленным к фасаду. Один из них — такой же, как и Пэтти, детектив — узнает ее, и выражение его лица сразу же смягчается.
— О господи, Пэтти…
Она поспешно устремляется мимо него в вестибюль здания. Со стороны может показаться, что это какие-то похороны, а не место преступления: полицейские в форме и детективы в гражданской одежде стоят потупив взгляды, выражение лиц у них трагическое, а на глазах — слезы. Некоторые утешают друг друга. А заниматься сейчас нужно совсем другим.
Пэтти идет по вестибюлю к лифту, невольно рыская глазами по сторонам в поиске камер видеонаблюдения (давнишняя привычка, едва не превратившаяся в инстинкт — такой, как, например, инстинкт дыхания), и видит, что в лифте возится группа технических специалистов — членов Управления судебно-медицинских экспертиз: они посыпают поверхности лифта специальным порошком, чтобы затем снять отпечатки. Пэтти быстренько надевает вместо туфлей кеды и распахивает дверь, ведущую на лестницу. Она знает, что надо подняться на шестой этаж, и понимает, какая квартира ей нужна.
Она идет вверх по лестнице, перешагивая через ступеньку. В груди жжет, ноги слабеют, в животе назревает бунт. Чувствуя головокружение и с трудом пытаясь не поддаться панике, она останавливается на лестничной площадке третьего этажа — одна посреди хаоса — и, присев на корточки, берется за голову и старается собраться с мыслями. Все тело дрожит, а из глаз капают слезы, расплывающиеся на бетоне пятнышками.
«Тебе необходимо это сделать», — мысленно уговаривает она себя.
Она преодолевает оставшиеся пролеты лестницы, чувствуя, что в груди по-прежнему жжет, а ноги стали какими-то резиновыми. Наконец она проходит в дверь, ведущую с лестницы на шестой этаж.
Там кипит работа: щелкают фотоаппараты, суетятся специалисты по сбору улик, полицейские в форме допрашивают соседей. Пэтти замечает знакомого судебно-медицинского эксперта Рэмзи.
Она делает шаг, затем еще один, но ей при этом кажется, что она вообще не продвигается вперед, а просто перемещается по кругу в каком-то аттракционе ужасов…
— Туда заходить нельзя.
— Пэтти.
— Детектив Харни. Пэтти!
Кто-то хватает ее за руку. Ее взгляд неспешно — как при замедленном воспроизведении видеозаписи — движется по лицу лейтенанта Визневски, которого все называют Визом. Пышные усы, круглое лицо, сигарный запах…
— Пэтти, я… О господи… Мне очень жаль.
— Он… Он…
Пэтти не может заставить себя договорить.
— Они все, — говорит Виз. — Мне очень жаль, что именно я вынужден сообщить об этом.
Пэтти качает головой и пытается высвободить руку.
— Туда нельзя заходить, Пэтти. Пока еще нельзя.
Виз становится перед ней, преграждая путь к двери.
Она с трудом подыскивает подходящие слова:
— Но я ведь… Я знаю, как… как себя вести на месте преступления.
«На месте преступления». Звучит так, как будто речь идет всего лишь еще об одном акте насилия, с которым она то и дело сталкивается в своей профессиональной деятельности.
— Но не здесь, детектив. Туда пока еще нельзя. Дай нам возможность попыта… Пэтти, перестань…
Она отбивает в сторону его руки и резко толкает его. Едва удержав равновесие, он хватает ее за плечи.
— Пэтти, пожалуйста, — говорит он. — Никому не пожелаю увидеть своего брата в таком состоянии.
Она смотрит Визу прямо в глаза, почти не видя его и лихорадочно пытаясь до конца все осознать. У нее мелькает мысль, что, возможно, Виз прав и ей не следует смотреть на труп, потому что, если она не увидит брата мертвым, он и не будет для нее мертвым, он не уйдет в мир иной…
Раздается треньканье лифта.
Но ведь он сейчас не эксплуатируется: ребята из Управления судебно-медицинских экспертиз посыпают его специальным порошком. Кто же тогда пользуется лифтом? Наверное, тот, кто может воспользоваться служебным положением и…
«О господи…»
— Пришел начальник следственного управления, — слышится чей-то голос.
Пэтти смотрит поверх плеча Виза.
Высокая, угловатая фигура, характерные большие шаги, орлиный нос, который она, слава богу, не унаследовала…
— Папа, — произносит она. Слово едва не застревает в горле, и она чувствует, как самообладание быстро улетучивается.
К ней приближается отец — начальник следственного управления Дэниел Харни. Он одет в спортивную куртку, наброшенную поверх помятой рубашки, его редеющие волосы не причесаны, а под глазами — темные пятна.
— Малышка, — шепчет он, заключая ее в объятия. — О-о, мой маленький ангелочек.
— Неужели это в самом деле произошло, папа? — выдыхает она ему в грудь, потому что он крепко прижимает ее к себе. Она говорит так, будто снова стала маленькой девочкой, считающей, что ее отец знает ответы на все вопросы в мире.