Черная книжка
Шрифт:
Пэтти чувствует себя здесь в одиночестве, но не физически. Вокруг нее полно людей на велосипедах, роликовых коньках и просто прогуливающихся пешком. Ей на этой бетонной прогулочной дорожке встречаются и веселые компании, ноздри периодически щекочет запах марихуаны.
Пэтти чувствует себя здесь в одиночестве совсем в другом смысле. Она ощущает себя полностью, абсолютно одинокой в самом важном смысле.
Она вбегает по дорожке в парк Линкольна. Ветер ослабевает. Ее ступни — можно сказать, с радостью — начинают ощущать под собой мягкий песок на берегу озера, резко контрастирующий с неумолимым
Суд над Билли начнется через два дня.
Пробежав в сторону севера через парк Линкольна мимо района Лейквью, она сворачивает в сторону гавани Монтроуз-харбор. Там она останавливается на минутку, чтобы отдохнуть, и, восстанавливая дыхание, наклоняется вперед и упирается руками в колени.
Гавань все еще почти полностью забита яхтами, катерами и прочими прогулочными судами, потому что, хотя лето заканчивается, погода по-прежнему теплая. Большинство из владельцев судов попытаются использовать для прогулок по озеру едва ли не каждый погожий день сезона, прежде чем отправят свои катера на зимний отдых.
Пэтти идет вдоль причала: узкая полоса бетона, перпендикулярное ответвление футов на сто дальше в озеро, маяк в конце причала. Здесь нет ничего, кроме этой узкой полосы твердого покрытия, хлещущего ветра и озерной воды — глубокой и беспокойной.
Пэтти останавливается и осматривается по сторонам. К югу от нее высятся строения города — массивные и внушительные. Рядом с ними чувствуешь себя очень маленьким. Иногда.
А перед ней — озеро, похожее на бесконечно большую черную дыру.
«Я смогу это сделать, — размышляет Пэтти. — Нужно всего лишь на пару секунд поддаться соблазну — и все закончится. Никто никогда не узнает».
Они как-то раз приходили сюда вдвоем с Билли — после окончания средней школы. Они были тогда такими молодыми и полными энергии и надежд! Они уселись на краю причала, свесили ноги, открыли бутылку «Джонни уокер ред» и стали отхлебывать из нее, болтая ногами. Ветер ерошил им волосы. Они пообещали друг другу, что станут полицейскими, как их отец, и будут работать вместе и прикрывать друг другу спину. Всегда.
Пэтти начинает дрожать: сильный ветер и холодный воздух быстро остужают ее тело.
А озеро словно бы танцует вокруг нее и зовет.
«Я смогу это сделать. Никто не узнает».
«Да, — решает она. — Следовало сделать это уже давно».
Она засовывает пальцы в кармашек своих шорт. Кармашек такой маленький, что в него можно положить разве что ключ или несколько свернутых в трубочку банкнот. Или флешку.
Флешку, которую она украла из квартиры Эми Лентини за день до ее гибели. Флешку, хранящую в себе маленькую черную книжку.
«Просто сделай это», — мысленно подзадоривает себя Пэтти.
Она держит малюсенькую флешку на ладони. Затем обхватывает ее пальцами и сжимает ладонь в кулак. Глядя вдаль на темное, бесконечное озеро, отводит руку назад и изгибается, как подающий в бейсболе.
Ветер подхватит флешку, но она не настолько легкая, чтобы не утонуть после того, как шлепнется в воду. Да, она достаточно тяжелая. Она опустится на самое дно озера Мичиган — туда, где глубина воды футов сто, а потом ее унесет подводное течение, и она исчезнет навсегда.
Пэтти отводит руку еще дальше назад. У нее всегда были довольно сильные и ловкие руки («довольно сильные и ловкие как для девочки» — всегда добавляли те, кто об этом говорил). Но Билли сложен лучше.
Раньше Билли вообще был лучше во всем.
Раньше, но не сейчас.
84
Вечером накануне суда я иду на прогулку.
Шагаю в сторону северо-востока по направлению к району Бактаун, петляя среди других прохожих и выискивая признаки жизни — оживленные разговоры в ресторанах под открытым небом, запах жареного мяса и лука, визг автомобильных шин и звуки клаксонов. Иногда я все еще вижу мелькнувшее в толпе лицо Эми или слышу ее голос в своих грезах, но это постепенно увядает, случается с каждым днем все реже и реже и становится все менее отчетливым.
Мои ноги в хорошем состоянии: я уже почти не хромаю. Бедра, правда, в последние дни побаливают. Врачи говорят, что я уж слишком стараюсь переносить вес тела на здоровую ногу, чтобы ослабить нагрузку на больную. А в общем и целом чувствую себя хорошо. Стилсон, мой адвокат, советует войти в зал суда с тростью, хромая и сутулясь. Он хочет, чтобы я выглядел пострадавшим — дескать, я жертва, а не убийца. Ну, как те гангстеры, которые грабят, запугивают и убивают, а угодив за решетку, появляются в зале суда в инвалидных колясках и с кислородными баллонами.
Пройдя мили четыре, не меньше, я направляюсь обратно в свой район. Я чувствую себя довольно хорошо. После прогулки мышцы размялись и частично ушло психическое напряжение. Но ожидание предстоящего суда все еще заметно давит на плечи.
Я знаю, чем все закончится. Мы будем доблестно сражаться, и присяжные, возможно, поверят, что Кейт в своих домогательствах по отношению ко мне зашла уж слишком далеко. Но кто кого сможет обмануть? Только чудо могло бы спасти меня от обвинения в четырех убийствах, и только чудом можно убедить присяжных в том, что это Кейт совершала преступления и инсценировки, потому что не смогла меня добиться.
«Опять это ощущение…»
Я остановился на тротуаре как вкопанный и повернулся на сто восемьдесят градусов. Позади меня никого не видно. Я никого не могу схватить за руку. Я никого не вижу и не слышу. Но я чувствую это.
За мной кто-то следит.
Я опять повернулся на 180 градусов и пошел дальше. На перекресток выезжает — и, похоже, замедляет ход — золотистый джип. Водитель, как мне кажется, посматривает на меня. Мне его не очень хорошо видно, поскольку уже сгустились сумерки, и он уезжает прочь, прежде чем мне удается что-либо рассмотреть. Я даже не успеваю заметить номерной знак.