Черная кровь. Черный смерч
Шрифт:
Заработали страшные клювы, бока рузарха окрасились кровью. Клювы легко пробивали свалявшуюся серую шерсть и вырывали здоровенные куски мяса. Не ожидавший нападения великан негодующе заревел и крутанулся на месте, сбив могучим крупом одну из диатрим. Птичьи кости неслышно хрустнули под копытами. Рузарх жамкнул челюстями третью диатриму, но остальные уже снова вцепились в его бока. Не переставая жевать, зверь завертелся на месте, стараясь сбить надоедливых птиц. Те отскакивали, и Таши с отвращением и ужасом наблюдал, как они вскидывают головы, чтобы тоже проглотить вырванный из тела врага кусок. Это было уже не битва, а взаимное пожирание. В течение минуты рузарх сбил и растоптал
Птицы рванулись в новую атаку. На этот раз они лезли осторожнее, одинаково опасаясь как широчайшей пасти, так и тяжёлого крупа, которым зверь, оказывается, столь сокрушительно дрался. Новые потоки крови окрасили изодранные бока чудовища, рузарх покачнулся. Диатримы разразились ликующими воплями… Но древний зверь преподнёс нападавшим ещё один неприятный сюрприз. Враги рано обрадовались: сбить хищнокопытного гиганта с ног было не так просто; туша качнулась не под ударами острых клювов – неожиданно рузарх поднялся на дыбы, словно невиданных размеров медведь. Развернувшись на месте, рузарх обрушился на не успевших отпрыгнуть диатрим. Этим приёмом рузарх в далёких тундрах сбивал на землю мамонтов. Вооруженные копытами передние ноги смяли разом трёх самых шустрых птиц. А рузарх, уже не останавливаясь для еды, вновь завертелся, щёлкая зубами и неожиданно бросаясь из стороны в сторону.
Нервы у карликов не выдержали. Лишившись в единую минуту половины своего отряда, они развернули птиц и пустились в бегство. Победитель кинулся было следом, но, пробежав пару шагов, понял, что догнать быстроногих птиц ему не по силам. Рузарх вернулся к месту недавней битвы и принялся жрать.
Таши и Ромар, замерев, следили, как он, мотая головой, выдирал куски мяса, хрустел птичьими костями, как, наклонившись, подхватывал пастью убитых карликов. Хруст, чавканье и утробные стоны были слышны далеко окрест.
Казалось, кровавой трапезе не будет конца, но всё-таки и бездонный желудок рузарха переполнился. Сожрать восемь птиц оказалось зверю не под силу. Задушевно хрипя и отплёвываясь, рузарх направился к растущим неподалёку деревьям. На ходу он постанывал, и Таши мельком подумал, что чудовищу тоже не даром прошла эта схватка и раны заживут ещё очень не скоро. Куда раньше кончится добытое в бою мясо, и тогда раненому гиганту придётся туго.
– Пойдём отсюда, – хрипло сказал оправившийся от потрясения Ромар. – А со стоянки, пожалуй, сниматься не нужно. Думаю, что сегодня рузарх на охоту больше не пойдёт.
Как вернулись к месту сбора, узнали радостную весть: нашлись люди из верхнего селения, малой кровью вывел людей рачительный Сават, хотя сам сгинул, до последнего прикрывая отход сородичей. Верховые жители за эти дни успели присмотреть неплохое место для селения, где после недавних пожаров лес был не столь непроглядным. Не нравилась степнякам густая чащоба, где и неба толком не разглядишь.
Кроме того, вторая группа разведчиков привела к месту сбора ещё один отряд, который привёл мастер Стакн. Четыреста человек разом прибыло к Сборной горе! А там, глядишь, и ещё люди подтянутся. Это ли не радость. Вот только горчила радость при мысли о том, что выходило в путь двадцать три сотни, а до места добралось менее тысячи живых людей.
Вместе с этим отрядом пришёл и слепой шаман Матхи. К Сборной горе добрался на своих ногах, а дальше его уже несли. Матхи слёг в горячке, и никто, даже Ромар, не мог утверждать за верное, поднимется
Однако вышло так, что и безопасности за новым частоколом люди не нашли.
Таши с Уникой поставили себе отдельный невеликий шалашик чуть в стороне от остальных. Что бы ни говорили покойный вождь и оба колдуна, но люди на Унику посматривали косо. И уж тем более никто с молодой парой в одном доме жить не станет. Люди вместе семьями живут, а Уника теперь ни в какой семье.
Таши такое положение даже устраивало. Хоть и темно ночью в большом общем доме, а всё неловко, когда в полушаге от тебя другая пара возится. А в отдельном шалаше вдвоём с милой – рай да и только! Жаль, что в первую же ночь счастье было отравлено. Таши пришёл с работ – полный день рыл землю, стоймя вкапывая заострённые бревна, – Уника встретила его у костерка, разложенного перед входом, покормила скудным ужином, а когда Таши, сладко потянувшись, хотел войти в шалаш, Уника встала в проходе и твёрдо произнесла:
– Сегодня я тебя домой не пущу.
– А?.. – Таши ничего не понял.
– Сегодня вдовья ночь, – словно маленькому, объяснила Уника.
Честно говоря, Таши и думать забыл, что бывает эта самая вдовья ночь. Обычай вдовьей ночи был древний, но соблюдался неукоснительно. Одну ночь в неделю женатые мужчины не имели права спать со своими жёнами. Всегда и всюду мужчины погибали первыми: от зубов и когтей, от стрел и топоров. Чуть не половина женщин в роду были вдовами. Кому-то из них удавалось найти нового мужа, но большинство так и оставались одинокими. Возможно, потому строгий закон наказывал за кровосмешение виновницу, а виновника снисходительно прощал. Мужская жизнь дороже женской.
Рассказывали, что у иных народов один мужчина мог жить разом с несколькими жёнами, но в роду зубра такого не водилось. У всякого человека – одна жена, и вторично жениться можно, только если овдовеешь. А для того чтобы бобылки и молодые вдовы не взбесились от бабского одиночества и чтобы дети у них продолжали рождаться, отдали предки каждую седьмую ночь вдовам. Хочешь не хочешь, а обязан в эту ночь женатый человек супругу покинуть и идти под чужой кров. Те из вдовушек, что попригожей, в такое время, словно в девичестве, выбирать могли, другие как милости ждали, что хоть на одну ночь пригреет её мужская рука. Но, так или иначе, ломтик счастья получали все.
Чтобы в такую пору не творилось бессовестного блуда, вдовью ночь следовало проводить только с теми женщинами, что из одной семьи с родной женой. Правильный закон, против слова не скажешь. Вот только Таши куда деваться, если Уника отныне ни к какой семье не принадлежит?
– Может, нас это теперь и вовсе не касается? – робко спросил Таши.
– Нет уж, – отрезала Уника. – Как закон говорит, так и поступим. Нечего судьбу искушать, предков гневить. Второй раз перед родом провинимся – больше не простят. – Уника вдруг улыбнулась беспомощно и тихо произнесла: – Ничего, ведь это только на одну ночь. Завтра вместе будем.