Черная Луна

Геммел Дэвид

От невеселых размышлений его оторвал скрип открывшейся двери. Карис вошла в гостиную и села напротив старого воина. Неклен, вопреки своему настроению, заставил себя улыбнуться.

— Ты повеселела, принцесса, — заметил он. — Что тебя так приободрило?

— Новый план против даротов, — ответила она. — Надеюсь, что последний.

И рассказала ему о катакомбах, о том, как ложным отступлением заманить даротов к нужному выходу.

— Но если выходов из катакомб семнадцать, дароты могут попросту разделиться и не преследовать наших людей. Или же они прочтут их мысли и поймут, что к чему.

— Именно! — воскликнула Карис. — Эту проблему нами предстоит разрешить. Как нам обвести даротов вокруг пальца?

— Ну, прежде всего — так ли это необходимо? В темноте, в хаосе боя дароты, быть может, не сумеют прочесть наши мысли.

Карис покачала головой.

— Мы не можем на это полагаться. — Подойдя к столу, она разложила на нем карту катакомб. — В Большой Парк выводят целых шесть выходов, но только один из них — на открытое место, где можно поставить все наши баллисты — полукругом напротив выхода. Когда дароты полезут наружу, мы накроем их залпами.

— Вот тебе и вторая трудность, принцесса: дароты ведь не выберутся наружу все сразу. Предположим, вылезут двадцать — баллисты выстрелят, потом их надо будет перезарядить, а тем временем на нас свалятся еще полсотни даротов. Нет, нам нужно сделать так, чтобы наружу выбралось как можно больше даротов — а уж потом стрелять.

— Не торопись решать все сразу, старый конь.

Они проговорили еще час с лишним, обсуждая то одну, то другую идею, и наконец Карис объявила перерыв.

— Пойду-ка я посплю, — сказала она. Неклен встал и хотел было уйти, но Карис вскинула руку.

— Подожди немного, друг мой, — сказала она.

— Что еще тебя тревожит? — спросил Неклен.

— Пустяк, — грустно улыбнулась она, — по крайней мере с точки зрения других. Ты как-то рассказывал мне о своей жене. Ты любил ее?

— Да, конечно. Она была чудесная женщина.

— А как ты понял, что любишь ее? Этот вопрос застиг Неклена врасплох.

— Не знаю, принцесса, что ты имеешь в виду, — проговорил он. — Как может человек понять, что он кого-то любит? Да никак. Просто любит — и все.

Карис промолчала, но вид у нее был разочарованный, и Неклен понял, что она ожидала другого ответа.

— Как ты, например, чувствуешь, что влюбилась? — спросил он.

Карис пожала плечами.

— Я еще ни разу не влюблялась.

— Но у тебя были… — Неклен осекся.

— Сотни любовников, — закончила за него Карис. — Да, я знаю. Я всегда была осторожна. И ни разу не связалась с мужчиной, в которого могла бы влюбиться.

— Силы небесные, почему?

Карис до половины наполнила вином кубок, затем долила воды. Однако пить она не стала — лишь сумрачно смотрела на прозрачно-алую влагу. Неклен хотел уже повторить вопрос, но тут она подняла глаза.

— Не помню, сколько лет мне было, когда я впервые увидела, как мой отец ударил мою мать. Помню только, что я была еще очень мала. Я увидела, как мать перелетела через стол и распласталась на полу. Губы у нее были разбиты в кровь. Отец пнул ее, и я закричала. Тогда он ударил и меня.

— Да, но при чем тут любовь? Не понимаю.

— Мать вышла замуж за отца, потому что любила его. И любовь ее погубила.

— А ты считаешь, что с тобой случится то же самое? — сердито спросил Неклен. — С чего бы это? Думаешь, все мужчины такие, как твой отец?

— Да, — просто ответила Карис. — Все они хотят одного — власти. Женщина для них — просто вещь, а я не хочу быть вещью.

— Форин, — сказал Неклен. — Ты любишь Форина. Ты думаешь о нем, когда засыпаешь, вспоминаешь его, когда просыпаешься. Так ведь? — Карис согласно кивнула. — Ах, принцесса, ты ведь у нас красавица, умница — а все же глупа, как пробка. Ну конечно же, любовь опасна, неукротима, безудержна. Боги мои, да ведь именно потому она так и прекрасна!

— Так ты считаешь, что я глупа? — тихо, почти шепотом спросила она.

— Я тебя обожаю, принцесса, но все же не стоит тебе смотреть на любовь глазами испуганного ребенка. Ты сама ведь давно уже не ребенок. Давай-ка я отыщу Форина и отправлю его к тебе.

Неклен с усилием встал. Карис тоже поднялась и, шагнув к нему, поцеловала его заросшую щеку.

— Я люблю тебя, старик, — сказала она. — Как бы я хотела, чтобы ты был моим отцом!

— Я тоже тебя люблю, — сказал Неклен.

И, тая в душе черное отчаяние, отправился искать Форина.

Солнце поднялось высоко, когда Озобар и Вент стояли на парапете северной стены и наблюдали за деятельной суетой даротов.

— Они наткнулись на каменный пласт, — заметил Озобар. — Это сильно замедлило их продвижение.

— Может быть, они не сумеют обойти этот пласт, — с надеждой предположил мечник.

— Сумеют, — мрачно отозвался Озобар. — Очень скоро мы услышим, как они возятся прямо под нами — точь-в-точь термиты.

Он перевел взгляд на солдат, стоявших на стене — все они были мрачны и не склонны к разговорам. Всеобщая радость в городе изрядно поутихла, как только разнеслось известие о новом замысле даротов. Кое-кто из горожан уже сообщал, что слышит звуки из-под земли — и это наверняка дароты пробиваются наверх. Унять эти страхи было нелегко, и на юг из города уже потекли новые колонны беженцев.

Над стеной разнесся запах луковой похлебки.

— Нет, еще одной порции лука я не выдержу, — проворчал Вент. — Пойдем позавтракаем?

— Я думал, ты хочешь убить меня, — заметил Озобар.

— А еще я хочу есть, — холодно ответил Вент. Спустившись со стены, они зашли в ближайшую таверну, заказали себе яичницу с ветчиной, холодное мясо и сидр.

— Откуда ты родом? — спросил Вент.

— С островов. Мой отец был кузнецом и изобретателем.

— Как же тебя занесло на материк? Озобар пожал плечами.