Черная Луна
Шрифт:
— Почему у тебя в руке кинжал? — шепотом спросила Мириак, и Дейс отшвырнул оружие.
Он овладел ею тут же, на ковре у очага, и страсть их была безудержно дикой, а когда все закончилось, Дейс — впервые в своей жизни — заплакал. Мириак обнимала его, гладила по плечу, шептала ласковые слова. Дейсу казалось, что в его сознании обрушились вековые стены и чувства, которые он доселе держал взаперти, и освобожденно хлынули наружу. Он снова видел отца, висящего в петле, но вместо того чтобы исполниться ненависти и презрения к его непростительной слабости, вспомнил, каким добрым человеком был его отец, как они любили друг друга. Дейс тонул в водовороте чувств, которые никогда прежде не были ему присущи. И он лишь теснее льнул к Мириак, слушал ее нежный шепот — и снова в нем пробудилось желание.
Он унес ее в спальню, и там уже все произошло иначе — теперь их ласки были неспешны и невыразимо нежны. Потом, когда Мириак заснула, Дейс сел и долго смотрел на нее, на то, как рассыпались по подушке ее золотистые волосы, как безвольно откинута хрупкая рука. Никогда в жизни он не видел более прекрасной женщины.
— А ты еще хотел убить ее, — мягко упрекнул Тарантио.
— Я многого хотел, — ответил ему Дейс. — И прежде всего — чтобы мы с тобой оставались вместе.
— Мы и так вместе.
— Ничего ты не понимаешь, Чио. Ты и я, мы оба — ненастоящие, нас создал мальчик, заблудившийся в шахте. Он создал меня, чтобы я боролся с его страхами — и этим самым создал и тебя. Только поэтому ты способен обуздать меня. Понимаешь? Теперь он зовет нас к себе, и с каждым разом зов становится все сильнее. Рано или поздно мальчик притянет нас к себе, и мы перестанем существовать.
— Ну, уж в этом ты не можешь быть уверен, — возразил Тарантио.
— Еще как могу, братец! Даже сейчас мальчик зовет меня. И я больше не могу противиться его зову.
— Но почему? — спросил Тарантио.
— Потому что я познал любовь — а я не для этого был создан. Прощай, братец, — вслух прибавил Дейс, и в его голосе прозвучала безграничная грусть.
Тарантио вздрогнул и проснулся.
— Дейс! — позвал он. Ответа не было. Мириак сонно шевельнулась.
— Ты звал меня? — прошептала она.
Тарантио замер с ужасом ощущая, как зияет в его душе непоправимая пустота… Дейс ушел.
Собравшиеся в Зале Совета угрюмо слушали сообщение Вента.
Дароты уже вынули из туннеля горы земли. К утру они приблизятся к стенам; к завтрашнему вечеру они будут уже под городом. Герцог Альбрек слушал молча, но в то же время испытующе оглядывал остальных. Советник Пурис был мрачен и растерян. Карис сидела, опустив глаза, и не проронила ни слова. Рыжебородый великан Форин слушал Вента вполуха; он все время украдкой поглядывал на Карис, и во взгляде его читалась неподдельная тревога. Ниро, тощий черноволосый писец, подался вперед, не сводя внимательных глаз с рассказчика. Ни Озобар, ни Тарантио покуда не появились.
— Я не знаю, — заключил Вент, — чем мы можем помешать осуществлению этого нового плана. Если б мы воевали с людьми, я бы предложил прорыть встречный туннель и перехватить их. Но дароты? Они нас в минуту на куски изрежут.
После этих слов он сел, и в зале воцарилось зловещее молчание.
Герцог Альбрек переждал с минуту, затем сделал глубокий вдох.
— Благодарим тебя, Вент. Твой доклад был ясен и точен. Кто желает что-нибудь сказать?
Ответом ему была тишина.
— Генерал, тебе есть что добавить?
Карис покачала головой, так и не подняв глаз. Тогда герцог заговорил снова. Он тщательно подбирал слова, и в его речи не было и тени укора.
— Друзья мои, мы долго и тяжко трудились над тем, как организовать оборону города и уберечь от гибели тысячи оставшихся в Кордуине горожан. Было бы малодушно счесть себя побежденными уже сейчас, до того, как враг ворвался в пределы города. Из этого положения наверняка есть выход.
Герцог вопросительно взглянул на Пуриса. Маленький советник вытер пот с почти облысевшей головы.
— Государь, вам хорошо известно, что я чиновник, а не солдат. Я не знаю, попросту не знаю, что мы можем противопоставить этой новой тактике даротов. В любую минуту они могут появиться в городе, а единственные орудия, которыми их можно остановить, чересчур тяжелы и неповоротливы, чтобы их можно было таскать по всему Кордуину. Дароты не взяли город в кольцо; путь на юг пока еще открыт. Сдается мне, что нам следовало бы вывести всех людей из Кордуина и уходить на юг.
— И далеко бы мы ушли? — осведомился Форин. — Такая колонна пройдет за день в лучшем случае восемь миль. Часа не пройдет, как нас нагонит даротская конница.
Дверь распахнулась, и в зал широким шагом вошел Озобар, неся под мышкой солидную охапку свитков. Он небрежно поклонился герцогу и, плюхнувшись в ближайшее кресло, осведомился:
— Я что-нибудь упустил?
— Да так, самую малость, — язвительно отозвался герцог. — Ты забыл извиниться за то, что опоздал.
— Что? А-а, ясно. Мы, стало быть, все еще соблюдаем условности. Что ж, это недурно. Мы висим на самом краю пропасти и, однако же, помним о хороших манерах.
— Именно так, сударь, — отрезал герцог.
— Что ж, государь, тогда я извиняюсь за опоздание. — Озобар привстал, поклонился и снова сел. — Мне, видите ли, нужно было забрать из Большой Библиотеки вот эти свитки. Какой-то дурень, зовущий себя писцом, заявил мне, что библиотека закрыта до завтрашнего утра. Он, видите ли, тоже соблюдал условности. — Светлые глаза Озобара гневно сверкнули. — Это, разумеется, значит, что мне пришлось пробежаться до кузницы, взять самый увесистый молот и вышибить им дверь библиотеки. Впрочем, все это к делу почти не относится. Думаю, я нашел способ разбить даротов.