Черная мадонна
Шрифт:
Борясь с тошнотой, он вскинул голову и поднялся на колени. Лебеди тотчас же выпрямили шеи и захлопали крыльями, как будто потягиваясь. Не зная, что ожидать, Сэм попятился от них в воду. Он не знал, что с ним происходит, и эта неопределенность наполнила его ужасом.
Один лебедь оставался в воде и, когда Сэм вошел в озеро, тут же отплыл от него. Другие птицы последовали за своим собратом. Сэм решил воспользоваться моментом, чтобы смыть с себя грязь, стараясь не делать при этом резких движений, чтобы не вернулось головокружение. Плечо болело, как будто его пырнули ножом. На кожу налипла сперма. Интересно, подумал Сэм, как это его угораздило не только перемазаться в собственном дерьме и блевотине,
Вскоре Сэм почувствовал, как что-то коснулось его кожи, и понял, что это первый лебедь сунул голову ему под мышку и, словно щенок, потерся носом. В этот момент Даффи заметил черную неестественно вывернутую перепончатую лапку и понял, что птица изуродована. Так вот почему этот лебедь не смог выйти на берег! Он остался в воде, потому что не может ходить. Это была крупная, благородная и какая-то на редкость кроткая птица, и, несмотря на свое увечье, именно этот лебедь, похоже, был вожаком стаи.
Сэм погладил ему шею, по-прежнему не понимая, где находится и как оказался в этом месте. Другие лебеди плавали вокруг него, словно часовые, выписывая на воде восьмерки. Неужели они наблюдают за ним и этим калекой? И, тем не менее, эта птица, однако, является их королем? Может, он уже на небесах? Наверно, сорвался с утеса, с пистолетом в руке, пытаясь защитить женщину, которая давала новую жизнь. Мэгги, вот как ее звали. По всей видимости, он умер, защищая Мэгги, – и вот теперь оказался на небесах вместе с этими лебедями. Все логично. Ведь он ирландец. И святой Патрик, как известно, водил с лебедями дружбу.
Или, может быть, он в раю, но только в индусском? У индусов те, кому открылась истина, – их еще называют брахманами, – будучи живыми, достигают высшей стадии просветления и обращаются в лебедей. По всей Индии полным-полно изображений священных птиц. Особенно сердце Сэма тронула искалеченная птица. Этот лебедь был великолепен. И все же Бог, известный своими капризами, оставил его увечным.
В прохладной воде, под холодным солнцем, Сэм протянул руку к изувеченной лапке лебедя и погладил ее. Тот опустил голову, как будто устыдившись своего несовершенства. Сэму было больно это видеть, хотя он и знал, что это ни к чему. В конце концов, он на небесах, в раю, на прекрасном озере, полном красоты и света, где всем правит одно лишь блаженство. По какой-то непонятной причине к его глазам подступили слезы, как если бы несовершенство лебедя символизировало собой всю боль этого мира и Сэм каким-то образом нес на себе за него ответственность. Он нежно гладил черную изувеченную перепончатую лапку царственной и прекрасной птицы. Король. Увечный, но король.
Вместе с лебедем Сэм покачивался в воде, и постепенно внутренняя боль стала отступать. Он начал различать иные звуки, видеть иные вещи. Например, плеск воды о берег. Пронзительные крики чаек. Он поплыл к берегу и, когда оглянулся, увидел озеро словно иными глазами. На противоположном берегу, на утесе, высился замок. Затем Сэм увидел на воде катер, взбивавший позади себя пенный след. Он даже пожалел, что у него нет бинокля, потому что он был готов поклясться, что разглядел на его борту надпись « Navigazione Lago Maggiore» [47] . С какой стати в раю название кораблей пишут по-итальянски?
47
Судоходство
Когда Сэм Даффи вернулся в крошечный домик, то он увидел то, чего не заметил раньше. Чемодан, набитый одеждой. Бумажник с деньгами. Водительские права, паспорт. В паспорте была его фотография, хотя владельцем документа значился некий Чак О’Малли. Это был фальшивый паспорт, выданный ему, чтобы он мог бежать из Нью-Йорка вместе с Мэгги и Феликсом, но даты в нем были какие-то неправильные. Что происходит?
Сэм вытерся, пытаясь припомнить женщину, с которой испытал такое блаженство. Он точно знал, что ему будет ее не хватать. Не будь у него необходимости выяснить, где он находится и почему, он бы наверняка задумался, почему это так. Вместо этого Даффи надел чистое белье, летние брюки, выглаженную рубашку, носки и вычищенные до блеска ботинки – все свежее и готовое к носке, как будто ему нужно было куда-то вырядиться и поскорее убраться отсюда. Он направился к каменным ступеням, что поднимались за кустами, усеянными розовыми и фиолетовыми цветами. Дойдя до верха, повернулся, чтобы на прощанье помахать лебедям, но увидел лишь вожака. Заманив Сэма в воду, тот больше не проронил ни звука, хотя Даффи и пытался имитировать его крик.
– Прощай, Король-Молчун, – прошептал Сэм, и лебедь заскользил прочь. Он сам не мог сказать, откуда ему в голову пришло это имя, но оно показалось ему правильным.
Феликс стоял рядом с кроватью, пока доктор Льюистон с серьезным лицом склонился над Мэгги. Впрочем, удивленным назвать его было нельзя, как будто подобные вещи он уже видел раньше, причем не раз. На комоде стояли два открытых медицинских чемоданчика – один Феликса, другой Льюистона. Чак захватил свой чемоданчик из-за Сэма. Феликс тоже никогда не расставался со своим.
Закончив осмотр, Льюистон взял Мэгги за руку, но она никак не отреагировала на его присутствие. Глаза ее по-прежнему были закрыты. В таком состоянии она находилась уже целый день. Феликс пытался разбудить ее, чтобы отвезти в Турин, к монахиням. Он молился у ее постели, разговаривал с ней, держал за руку, но, увы, безрезультатно. Он пытался завернуть Мэгги в одеяло, чтобы перенести в поджидавшее у ворот такси, но она прошептала: «Нет, нет!» И Феликс не смог не внять ее мольбе, тем более что ее желания были растоптаны столь жестоким образом.
Льюистон был с ней сама внимательность. Он пожал ей руку и кивком попросил Феликса отойти в сторонку. Выйдя в коридор, устало потер глаза.
– У нее диссоциативное расстройство; это защитный механизм, вызванный сильнейшим стрессом и… – он не договорил.
Впрочем, Феликс вполне мог завершить его фразу «и сильнейшим горем по причине разбитого сердца».
– Вы уверены? – уточнил он. – Это все натворил ваш пациент, Сэм Даффи. Почему вы меня не предупредили?
– Я не был уверен, – пробормотал Льюистон.
– Что он страдает чем-то вроде парафилии?
– Да, наверное. Это связано с поражением лимбической системы. По всей видимости, его преследуют сильные повторяющиеся фантазии, – доктор покосился на Мэгги, – которые предполагают причинение боли женщине, оказывающей сопротивление.
– Раньше за ним такого не наблюдалось, – заметил Феликс, расхаживая из угла в угол.
– Нет, не наблюдалось, – согласился Чак. – Потому что его бы давно кто-нибудь за это убил.
Он вновь покосился на постель, в которой лежала Мэгги. Белое запачканное покрывало Антонелла забрала в стирку, заменив его чистым. Над железным изголовьем кровати в завитках облаков по персикового цвета стене к небесам возносилась Дева Мария. С трудом верилось, что кто-то мог надругаться над Мэгги в этой комнате.