Черная мадонна

Лэнкфорд Дж. Р.

– Va bene [50] , она одета.

Они с Джессом провели ночь там, потому что как только мальчика пытались унести, он начинал истошно кричать.

Сэм остался, потому что для него просто не было другого места. Он должен был смотреть и постараться вспомнить. Неужели во всем виноват он? Как только Антонелла поняла, что перед ней Сэм, она, что-то буркнув, вытолкала его за дверь и захлопнула ее у него перед носом. Впрочем, к тому моменту это уже ничего не значило. Ибо он понял правду.

50

Хорошо ( итал.).

Сэм

не знал, почему Феликс и Льюистон не выкинули его отсюда. Может, потому что они были врачи и для его поведения у них имелись мудреные медицинские термины типа «амнезия», «парафилии травматического генеза», «поражение стволовых клеток», а вовсе не слово «преступление». В мутном сером свете утра Даффи услышал, как кто-то подошел к нему на цыпочках, и открыл глаза. Дверь стояла приоткрытой, потому что на протяжении всей ночи Феликс и Льюистон по очереди проверяли состояние Мэгги и давали ей лекарство под названием налоксон, а также успокаивали мальчика, просыпавшегося всякий раз, стоило Мэгги пошевелиться. Феликс сидел, вырубившись в кресле рядом с кроватью Мэгги, а Джесс крадучись полз в направлении коридора.

Он уже почти добрался до двери. Сэм был готов сгореть от стыда. Это был ребенок Мэгги, ребенок, которого он, Сэм, спас и которого когда-то хотел растить вместе с ней. Вместо этого он едва не отправил его мать на тот свет.

– Ты не спишь? – прошептал Джесс.

– Нет, – прошептал он в ответ. – А тебе удалось поспать?

Джесс отвернулся и потер руку выше локтя.

– Доктор Льюистон сделал мне укол, чтобы я уснул, но лекарство не подействовало.

– Тогда иди и постарайся уснуть, – сказал Сэм. – С твоей матерью все в порядке.

– А ты и дальше будешь тут сидеть? – спросил Джесс, подползая ближе.

Сэм протянул руку к густым локонам Джесса и легонько похлопал его по голове. Его душил такой стыд, что будь на его месте кто-то другой, он бы наверняка разрыдался.

– Послушай, малыш, – произнес он, сглотнув комок, – тебе надо обязательно поспать, слышишь? С твоей мамой все в порядке. Ей было очень плохо ночью, но она осталась жива.

– Но ей вновь станет плохо.

Сэм улыбнулся.

– Не переживай. Рядом с ней два доктора. Если что, они наверняка ей помогут.

– Нет, дядя Сэм, – Джесс громко шмыгнул носом. – Они не помогли ей прошлым вечером. Это Бог ей помог.

Даффи вздохнул и про себя подумал, все ли в порядке у мальчишки с головой.

– Ты хороший мальчик. И я не сомневаюсь, что это именно то, во что поверит твоя мама.

– Но это так!

Сэм сжал ладони, размышляя, что на это ответить, а потом сказал:

– Послушай, Джесс. Правда состоит в том, что твоя мама по ошибке проглотила очень нехорошие вещи, но, к счастью, не то, что сначала подумал твой дядя Феликс. То, что она приняла, до сих пор раздражает ее желудок, и ее тело пытается избавиться от этого вещества всеми доступными способами. Твой дядя Феликс и доктор Льюистон засунули ей в горло трубку, чтобы было легче извлечь

эту гадость из ее желудка. А оставшуюся часть нейтрализовали.

– Неправда. Она была… мертвой. Но я умолял Господа, чтобы он ей помог, и он ее спас. Спроси у нее сам. Она наверняка знает, потому что она особенная.

Сэм протянул к Джессу руки. Тот подошел к нему и, сев рядом, прильнул головой к его боку.

– Вот оно как? – спросил Сэм. – Ну, ну, так что же в ней особенного? Кто она такая?

Джесс спокойно заглянул ему в глаза и ответил:

– Дева Мария.

Сэм поморщился. Никто другой не мог бы сказать ему более обидных слов. Но у него долг по отношению к этому ребенку. Вздохнув, он придержал Джесса на расстоянии вытянутой руки.

– Джесс, ты замечательный мальчуган. Нет, ты просто чудо какой хороший. И мне жаль, что я не видел, как ты рос. Но вот мой совет: тебе лучше прекратить думать такие вещи, и особенно говорить их другим людям. Договорились?

Джесс нахмурился.

– Я тебя тоже люблю, дядя Сэм, но есть вещи, которых ты не понимаешь. Ты как дядя Феликс и доктор Льюистон, ты не хочешь верить собственным глазам.

Сэм фыркнул.

– Так ты меня любишь?

– Люблю, дядя Сэм, но все равно ты многого не понимаешь.

Сэм поник головой.

– Значит, ты любишь меня? Ты прав. Я многого не понимаю… – Он поднял взгляд. – Ну, хорошо, испытай меня.

Джесс опустился рядом с ним на колени и заговорил, сильно при этом жестикулируя на манер итальянцев.

– Мне трудно выразить это словами, но я постараюсь. Сознание Марии обитает на земле и ищет себя внутри себя, – произнес он и вопросительно посмотрел на Сэма, ожидая, что тот на это скажет.

Сэм шумно вздохнул.

– Ну, допустим. И кто в этом случае, по-твоему, ты, Джесс?

– Это довольно сложно объяснить. Но проще всего будет сказать, что большинство людей считают меня реинкарнацией.

– Реинкарнацией кого? Только не говори мне про Иисуса.

– В некотором роде так и есть. Мама тоже мне так сказала, и теперь я знаю, что это правда. Но я был и другими…

Сэм поймал руки Джесса.

– Дружище, послушай, тебе не стоит говорить и даже думать такие вещи. Слышишь? Нельзя, и все тут.

– Часть тебя – такая же, как я, – настаивал на своем Джесс. – Я лишь кажусь другим, потому что когда я родился, то оставил приоткрытой дверь между землей и небом. Сознание Иисуса обитает на земле. И ищет себявнутри себя.

Сэм поднялся на колени, притянул к себе Джесса и легонько потрепал по спине.

– Ну, хорошо, в первый раз я тебя выслушал.

Джесс обвил его за шею руками. Сэм, в свою очередь, покосился на Мэгги. Она все еще мирно спала, как будто с ней ничего не случилось. Теперь Сэм точно знал, кто сделал ей больно. Знал против собственной воли, легко мог представить себе ее страх. Он понимал, что поступил как последняя тварь, как животное, как пес. Он всегда был как пес. Впрочем, он не один такой. Мужчин, как он, огромное количество. Лишь приличные мужчины могли держать свои страсти в узде. И если рядом с ними были женщины, они становились их защитниками, чтобы не подпускать к ним тех других, псов.