Черная Мария
Шрифт:
Томас...
...это слово было ядом на ее губах... запах яда из прошлого... роса на траве... аромат цветущих магнолий... запах его пота... сладкий и густой, словно персиковый ликер...
...усиливающий ее магию...
— ЗАЧЕ-Е-ЕМ? — зашипел безумный голос за спиной Лукаса. С трудом повернувшись, он увидел в дверном проеме своего врага.
Он был похож на глубокую старуху.
Лукас попытался отойти от нее.
И ушел недалеко. Неловко зацепившись ногой за ногу, он повалился на пол. Прополз чуть вперед и оглянулся через плечо.
Она выла, стоя в дверях, широко открыв страшный беззубый рот,
Охваченный безотчетным ужасом, Лукас судорожно думал лишь об одном: как бы ему убежать, уползти, скрыться от этого чудовища.
Он попытался встать на ноги.
Старуха метнулась к нему, схватила за лодыжку и снова сбила на пол. Страшная боль, пронзившая ногу, лишила его способности мыслить. Скрюченные пальцы с длиннющими когтями вонзились в лодыжку. Как слесарные тиски. Старуха согнулась и стала похожей на чудовищную уродливую обезьяну. Глаза ее полыхнули яростным огнем, губы растягивались в безобразной улыбке. Ее правая рука почернела. Сморщенная и обезображенная старостью, она теперь была точно такой, как высохшая рука ее покойного отца, рука Славы. Светящаяся внутренним антисветом. Корень всей жестокости, боли, насилия и зла!
Внезапно Лукас понял, что это за старуха. Проклятая старая ведьма! Ванесса Дега! Сука, что все это устроила. Сделала при помощи своей магии, при помощи отцовской руки!
Сморщенная ведьма пронзительно завопила:
— _Ты не предашь меня более, Томас!_
— Отстань от меня, чертова ведьма!!! — крикнул в ответ Лукас, пытаясь вырваться из ее цепких рук. Но старуха только еще сильнее сжала его ногу. Невыносимая боль пронзила Лукаса.
— _Отмщение, говорит Господь!_
И ударила.
От удара у Лукаса перехватило дыхание.
Внезапно его мозг наполнился странными ощущениями... вонь застарелой мочи... приглушенный звон церковных колоколов... желтые пятна тяжелой болезни на больничных простынях...
Он хотел закричать, но голосовые связки не слушались его. Кожа покрылась уродливыми пятнами псориаза и болезненно натянулась. Икры сводила судорога.
Большие пальцы на ногах скрючились и окостенели.
— ОТМЩЕНИЕ!!!
И снова опустилась ее рука.
Острая боль вспыхнула в его мозгу миллионами обжигающих искр. По всему телу пробежали судороги. На худых, изможденных ногах выступили варикозно расширенные, синюшные вены, ногти на пальцах почернели и отвалились...
Глаза Лукаса наполнились слезами. Теперь он был наполовину парализован и лежал неподвижно, словно каменная глыба. Странные ощущения продолжали волновать его мозг, запах пролежней, прикрытых льняными бинтами...
Вагон замедлялся.
Ванесса ударила в третий раз.
Пораженные сильнейшим артритом суставы не позволяли ему двигаться. Теперь он мог только повернуть голову так, чтобы увидеть ужасные превращения, происшедшее с его когда-то сильным телом. Руки высохли и скрючились, беспомощно тряслись от слабости. Ставшие в одночасье косолапыми ноги бессильно подогнулись, неестественно вывернувшись в распухших коленных суставах. Почти полностью парализованный, Лукас валялся на грязном полу вагона.
Ванесса хохотала. Ее омерзительный смех был похож на громыхание костей в металлической коробке.
Вагон еще полз, не быстрее пятнадцати миль
Лукас закрыл глаза и подумал: «Ты, сука, я готов пожертвовать собственной жизнью ради людей, которых я люблю, так что давай, убей меня убей убей убей меня ПРЯМО СЕЙЧАС!!!»
Следующий удар лишил его зрения.
Он ударился лицом об пол. В голове вспыхнул фейерверк, воздух загустел. Свет померк. Лукас стал падать в бесконечную угольно-черную пропасть.
Свет погас.
И не стало ничего.
Он очнулся в кромешной тьме.
Сколько времени он был без сознания? Минуту? Час? Мгновение? А вагон? Он еще движется? Лукас потерял всякое чувство направления, как сломанный гироскоп. Не понимал, где верх, а где низ. Со всех сторон его окружала непроглядная холодная тьма, запах могилы, и еще чего-то — непонятного, пугающего. Лукас попробовал пошевелиться. Ноги, казалось, были намертво скованы льдом, руки — тяжелые как свинец. Где-то в темноте совсем рядом он чувствовал чье-то присутствие, но никак не мог распознать, чье именно.
Ему почудилось какое-то движение. Инстинкт самосохранения заставил вглядеться во тьму. Глаза невыносимо болели и слезились, и ему никак не удавалось сфокусировать взгляд. Внезапно сверху на него упал слабый луч света, посеребривший его парализованное уродливое тело. Свет был не дневной, но и не искусственный. Лунный свет. Ее огромный желтый диск во всем блеске полнолуния медленно появился в большой дыре с рваными краями на потолке.
С трудом ворочая шеей, Лукас огляделся.
Он был в сарае. Над ним старые деревянные балки сходились в остроугольный конек крыши. Углы сарая были густо оплетены паутиной и покрыты многолетней пылью. В воздухе стоял характерный запах гниющего дерева и заброшенной конюшни. Повсюду валялись сломанные колеса от повозок и телег, рваная лошадиная упряжь, кузнечные инструменты, подковы. Угол, где лежал Лукас, был завален заплесневелым сеном.
Опять что-то зашевелилось позади. Ухо Лукаса уловило еле слышное затрудненное дыхание. Выгнув шею, он оглянулся через плечо, вглядываясь в тени за спиной.
Внезапно из темноты возникла худая рука и обвилась вокруг шеи.
— Томасссс!
Кривые когти впились в ключицу. Будто на шею надели железные колодки. Теперь голос Ванессы изменился. Он стал выше, пронзительнее.
— Ты предал меня!
Он с трудом перевел дыхание. Из темноты возникло страшное лицо старухи, слабо освещенное лунным светом. Мертвенно-бледным, словно снятое молоко. Волосы потемнели и стали гуще, глаза сверкали молодым блеском. Даже одеяние ее изменилось — теперь она была в нарядном платье из яркого набивного ситца.
Кричащая пародия на юность.
— НЕТ!
Лукас вывернулся из тисков, повернулся, пополз по грязи, цепляясь ногтями, к зазубренной дыре. Там, за дырой, лежала темная пустота. И он пополз к ней, прочь от этого безумного кошмара, прочь от сумасшедших обвинений старухи...
«Трус! ТРУС!!!»
Он стал протискиваться через рваную дыру. Окаменевшие ноги безвольно тащились по земле. Острые края досок рвали рубашку, ржавые гвозди впивались в тело, но запахи свободы звали вперед, к волшебному пейзажу за стенами сарая. Там, снаружи, ночь сгустилась в туннель, будто смотришь в перевернутую подзорную трубу. Темнота улетала вдаль. Открылся новый ландшафт. Пустынный луг, залитый светом и тенью. Силуэты деревьев за ним. Южные сосны. Их запах вывел Лукаса из паралича. Вскочив на ноги, он стряхнул с себя боль.