Черная моль (Черный мотылек) др.перевод
Шрифт:
Слуга милорда беспрерывно сновал по комнате, обслуживая их, пока, наконец, хозяин не попросил его заняться саквояжем адвоката. Когда дверь за ним затворилась, Карстерс откинулся на спинку кресла и взглянул на своего компаньона с довольно пасмурной улыбкой.
— Знаю, вы хотите уговорить меня, мистер Вобертон, и я, разумеется, готов выслушать вас. Однако поверьте, будет гораздо лучше, если мы вообще не станем затрагивать эту тему.
Вобертон уловил в его голосе твердую решимость и проявил мудрость, решив не использовать этот последний шанс.
— Понимаю,
Озабоченность, отразившаяся при этом на его лице, растрогала милорда.
— Вы слишком добры ко мне, Ворбертон, клянусь Богом! Могу сказать только одно: я ценю и вашу доброту и ваше долготерпение. Надеюсь, вы простите мое упрямство. Верьте, я действительно признателен вам.
— Я был бы счастлив сделать для вас больше, мастер Джек! — пробормотал Вобертон, встревоженный грустными нотками в голосе своего любимца. Но время их истекло: карета уже ждала, саквояж был упакован. Ему только и оставалось, что крепче пожать руку своему милорду и попрощаться с ним. Затем он поспешно влез в карету и дверца за ним захлопнулась.
Милорд отвесил вслед карете поклон и какое-то время наблюдал, как громоздкий экипаж катил по улице. Затем, подавив вздох, развернулся и зашагал к конюшням. Слуга увидел его и заспешил навстречу.
— Кобылу, сэр?
— Как скажешь, Джим. Кобылу. Через час.
Он повернулся и отправился было назад.
— Сэр, ваша милость!
Карстерс обернулся.
— Да?
— Они тут кругом рыскают. Так что, уж будьте поосмотрительней.
— Они вечно рыскают, Джим. Ладно, в любом случае, спасибо.
— А вы… э-э… не возьмете меня с собой, а, сэр? — тон был умоляющим.
— С собой? Тебя? Господи, нет! К чему это навлекать на тебя опасность? К тому же ты сослужишь куда лучшую службу, оставшись здесь и выполняя мои распоряжения.
Слуга отступил.
— Да, сэр, но…
— Никаких «но», Джим.
— Только обещайте, сэр, что будете осторожны.
— Я вообще самый осторожный из людей на свете, — и с этими словами граф направился к дому.
Через час он превратился в другого человека. Исчезли кольцо с изумрудом и модная тросточка; да и лениво-пресыщенная манера держаться тоже куда-то подевалась и на смену ей явились резкость и деловитость в каждом движении и жесте. Он был одет для верховой езды — сюртук из буйволовой кожи, кожаные бриджи и высокие блестящие сапоги. Вместо сооружения из напудренных локонов на голове появился скромный каштановый парик, а поверх него — изящно сдвинутая набекрень черная треуголка.
Он стоял на опустевшем крыльце, наблюдая, как Джим привязывает багаж к седлу, и время от времени отдавал короткие распоряжения. Появился мистер Чэдбер и поднес «на посошок». Карстерс выпил и вернул хозяину бокал со словами благодарности и золотой гинеей на дне.
Кто-то позвал Чэдбера из дома и он, низко поклонившись и пробормотав слова извинения, исчез.
Джим окинул седло и подпругу последним взглядом и, оставив кобылу на дороге, подошел к хозяину и протянул перчатки и хлыст.
Карстерс молча взял их и принялся похлопывать хлыстом по голенищу сапога, задумчиво поглядывая при этом на слугу.
— Найдешь карету, как обычно, — сказал он наконец, — и отвезешь мой багаж… — тут он сделал паузу и нахмурился, — в Льюис. Снимешь номер в «Уайт-Харт» и закажешь обед. Я надену абрикосовое и… си…
— Синие, сэр? — вопросил Джим, так и горя желанием помочь.
В уголках глаз его хозяина появились веселые морщинки.
— А ты, однако, юморист, Солтер! Абрикосы с кремом!.. Кремовое! Да, это мысль, именно кремовое. Ну, ладно, все… Дженни!
Кобыла повернула голову и тоненько заржала. Он направился к ней.
— Дженни, хорошая девочка! — легко вскочив в седло, он похлопал ее по глянцевой шее. Затем, склонившись, снова заговорил с Солтером, который стоял рядом, держась за подпругу. — Плащ?
— У вас за спиной, сэр.
— Парик?
— Да, сэр.
— Пистолеты?
— Как новенькие, сэр.
— Хорошо. Буду в Льюисе к обеду. Если повезет.
— Да, сэр. Только… Вы обещаете, что будете осторожны? — с тревогой спросил слуга.
— Я ведь уже говорил, — он выпрямился в седле, тронул кобылу каблуком и, бегло улыбнувшись и кивнув слуге, ускакал.
Глава 2
«Сэр Энтони Ферндейл» сидел за туалетным столиком у себя в номере в гостинице «Уайт-Харт» и лениво полировал ногти… Через спинку стула был перекинут роскошный шелковый халат, а за его спиной хлопотал Джим, расчесывая парик и приводя в порядок камзол и жилет, которые собирался надеть его хозяин.
Карстерс отложил пилочку для ногтей, зевнул и откинулся назад — стройная грациозная фигура в батистовой сорочке и шелковых панталонах. Какое-то время он изучал в зеркале свой галстук, затем поднес к нему руку. Солтер затаил дыхание. Рука осторожно переместила булавку, усыпанную бриллиантами и изумрудами, левее и снова бессильно повисла вдоль тела. Солтер испустил вздох облегчения, отчего его хозяин перевел взгляд в зеркале на него.
— Все в порядке, Джим?
— Так точно, сэр.
— У меня тоже. Вообще все прошло на удивление гладко. У этих птичек боевого запала, что у воробьев. В карете их было двое — один хвастливый шельмец, купец какой-то, другой — его клерк. Бог ты мой! Клянусь Господом, Джим, мне его стало жалко, этого бедолагу! — он замолк и опустил руку на баночку с румянами.
Солтера, похоже, заинтересовала эта история.
— Да, — кивнул Карстерс, — от души жаль. Толстяк наверняка выместил на нем потом свою злобу. Он даже при мне порывался винить его во всем, грязный трус! Да, Джим, ты прав, он мне очень не понравился, этот мистер Фадби. А потому, — простодушно добавил он, — пришлось лишить его шкатулки с наличными и еще двухсот гиней. Подарок бедному городу Льюису.
Джим передернул плечом и насупился.
— Ежели вы раздаете все, что удалось раздобыть, то какой вообще тогда прок грабить? — спросил он без обиняков.