Черная обезьяна
Шрифт:
Мальчик вскрикнул и сделал шаг назад, словно его попытались подцепить железным когтем за тонкую ноздрю. Он огляделся по сторонам и увидел на стенах лишь одного солдата, но до него было далеко. Остальные спали внизу, под стеною, разомлев на солнце и сняв доспехи.
Не умея придумать, что делать, мальчик вновь обернулся к стаду, истекающему кровью пастуху и пришедшим людям.
Рыбаки, стоя по колено в воде, тоже смотрели на упавшего пастуха.
Пришедшие двинулись к реке. Бросив сети, рыбаки сначала побежали, а затем поплыли к другому берегу. Только
Когда рыбаки почти уже доплыли до другого, высокого берега — там тоже появились низкорослые люди, несколько из них держали в руках луки.
Рыбаки кинулись было обратно, но с той стороны, где так и путался в сетях и, кажется, что-то кричал их собрат, уже начали пускать стрелы.
Почти всех рыбаков убили очень быстро, лишь один все время нырял и выныривал в неожиданных местах, но и ему, наконец, попала стрела в голову, и он сначала утянул ее за собой на дно, но вскоре труп вынесло на отмель, и стрела вновь показала оперенье, которое чуть пошатывалось от движения воды. На стрелу села стрекоза.
В городе неожиданно начал бить набатный колокол на проездной башне, и в это же мгновение стрекоза взлетела.
Низкорослые люди шли отовсюду: поднимались из оврага, бежали вдоль берега, многие были уже возле самых стен, и только сейчас мальчик заметил, что на далекой сигнальной башне, оказывается, горел огонь, но его никто не увидел вовремя.
Ворота успели закрыть; когда мальчик оглянулся, на стенах неожиданно оказалось много солдат и необычайно встревоженных городских людей. Иные из солдат были голые по пояс — они спешно натягивали свои чешуйчатые рубахи и шлемы. Кто-то, уже одетый, метался в поисках потерянного оружия. Кто-то искал сотника, крича и расталкивая столпившихся вокруг.
Только сейчас мальчик осознал, какой грохот, крик и звон поднялся.
— Это неведомый народ! Не с юга и не с севера! — сказал кто-то неподалеку. — Это неведомые малые люди!
Чудно — но в этом гвалте было слышно, как несколько раз кто-то тихо свистнул. Мальчик завертел головой, желая увидеть недоумка, нашедшего время свистеть, но бежавший мимо солдат нарочно сшиб его и упал рядом сам.
— Лежи! Зачем ты стоишь тут? Надо прятаться! — зашипел он, безбожно шепелявя.
Сначала перед глазами мальчика был только деревянный настил, он чувствовал хриплое дыхание солдата, потом вывернулся из его рук и увидел сидящего в нескольких шагах человека со стрелой в горле. Тот пытался вздохнуть и оглядывался вокруг так, словно что-то потерял.
Снова раздался свист, мальчик задрал голову: несколько стрел промелькнули в небе, совсем невысоко над стеною.
У многих бойниц уже стояли стрелки и били из луков в тех, кто топтал луга и шел вдоль реки к городу.
Солдат, пролежавший рядом с мальчиком чуть дольше, чем было нужно, наконец вскочил и побежал по лестнице вниз, к воротам. Там, толкаясь и падая, суетились люди, укрепляя запертые ворота деревянными балками. Солдат влился в толпу, больше мешая, чем помогая, но его заметил
Мальчик все никак не решался посмотреть в бойницу, уверенный, что ему в лицо немедленно вонзится стрела. Сидя, он всматривался в городские постройки, уверенный, что пока он находится спиной к опасности — опасность не взглянет на него.
С городских складов, бешено погоняя мулов, уже волокли старую машину, метавшую камни, когда-то привезенную войском из чужого города и прозванную горожанами „жабой“. Ее давно убрали от стен за ненадобностью.
Под крепостью разжигали костры и тащили к огню огромные чаны.
Рядом кто-то засмеялся. Мальчик поднял глаза и увидел того солдата, что пытался обменять нож на мясную кость. Он смотрел в бойницу и, указывая рукой, кричал:
— Это же недоростки! Чада кривоногие! Их копья короче руки! Они же без доспехов! Потому что нет доспехов для младенца, зайца и черепахи! Посмотрите, они никак не могут поднять свои лестницы — им не хватает сил!
В шлем солдата попала стрела на излете, и он поймал ее, когда она падала ему под ноги.
— Их стрелы еле летят! — закричал он, озираясь по сторонам и потрясая пойманной стрелой.
— Еле летят! Еле впиваются! Еле убивают! — ответили ему со злобой.
У бойниц уже лежали раненые и убитые, из них текла кровь.
Не зная, кому верить, мальчик всё-таки поднялся и сделал шаг к той бойнице, где безбоязненно стоял знакомый ему солдат.
Солнце ослепило глаза, но, щурясь, мальчик увидел, что малые люди были уже повсюду — их копошащееся, червивое множество заполнило весь луг и оба берега реки.
Овец они отогнали назад: мальчик увидел белые, мятущиеся курчавые овечьи пятна среди другого убойного скота, который малые люди пригнали за собой.
Было видно, что пока идущие впереди уже бьются в ворота и пытаются поднять на крепостные стены лестницы, иные из малых людей просто уселись в траву и что-то едят, или сосут молоко прямо из козьего вымени, или меняют обувь. Несколько десятков или даже сотен малых людей пили воду из реки и купались прямо в одежде.
Их низкорослые лучники, впрочем, выстроились то здесь, то там, неподалеку от стен.
— Нет, ты посмотри, — смеялся солдат. — Их стрелы засыпают на лету!
Здесь он пригнулся, надавив и мальчику на темя, потому что многие стрелы все-таки помнили, куда они летят.
— Только недоростков всемеро больше, чем всех жителей города вместе с нашими кошками, курами, собаками и скотом, — добавил солдат, весело жмурясь всем лицом.
— Если бы они были чуть посноровистее, — радостно кричал он, — они бы уже вошли в город.
На головы некоторых малых людей были надеты, несмотря на жару, войлочные шапки.
Присмотревшись еще, мальчик увидел, что встречались также простоволосые, несколько были в шлемах, но большинство украсили свои головы цветочными венками. Просто поначалу в многотысячном копошении казалось, что это луговые цветы то собираются в букеты, то разбегаются в разные стороны.