Шрифт:
Василий Щепетнев
Черная охота
12 августа.
Канцелярская скрепка отогнутым концом царапнула бумагу.
– "Оптимальные издержки - пять единиц", - продекламировал торжественно Советник.
– Что скажешь?
– Малахов учтен?
– Куратор наполнил минералкой стакан.
– Ну-ка...
– Советник пробежал глазами две страницы распечатки.
– Да, включая Малахова.
– Не уложатся, - Куратор набрал воду в рот, помедлил, перекатывая нарзан от щеки к щеке
– Планировал Сынок, а он обычно считает точно, - возразил Советник.
– Э! Планировать все горазды, - Куратор отставил стакан. На запотевших стенках отпечатались подушечки пальцев - тонких, нервных.
– Хочешь пари: прихватят минимум одного лишнего.
– Идет, - Советник достал чистый лист.
– С проигравшего бутылка шотландского. А насчет камушков как? Найдут?
– Что камушки! Пустяк, безделица... Надо будет - своих подсыпем, Куратор начертил пять прямоугольников и в первый бисерным почерком вписал: "Малахов А.Б. Ликвидирован 26.07.".
16 августа.
Трава колола подошвы. Грубая кожа, а чувствует.
Петров спустился к реке. Мягкий ил подался, заструился меж пальцев. Шаг, другой - и вода подступила к лицу. Прозрачная: видно, как пескари снуют в глубине, тычутся в щиколотки.
Славно-то как! Он оттолкнулся, выбрался на середину реки и лег на спину, предоставляя течению нести себя. Солнце выглянуло из-за облачка и ударило в глаза ярко, безжалостно. Надо перевернуться, да лень. Проще закрыть глаза. Усманка, Дон, Азовское море. Черное... Далеко, До обеда не доплыть.
– Какая гадость!
– Вера возмущенно смотрела на сына.
– Никита, ты отец или кто? Скажи ему, чтоб не таскал всякую мерзость в дом.
– И вовсе не гадость, а опарыши. Замечательная наживка, - Антон хладнокровно забрал у матери майонезную баночку.
– Смотри, какие толстые, жирные!
– Замолчи, а то меня стошнит!
– Ухожу, ухожу, - и вышел на крыльцо.
Из соседней хижины выбежал черный котенок.
– Багир, Багир, иди сюда!
– поманил Антон.
– Рыбки дам!
Котенок подскочил резво, потерся о ноги.
– Держи!
– серебряная уклейка упала на ступеньку. Багир прижал рыбу лапой и стал раздирать мелкими острыми зубами.
17 августа.
Не рассчитал, кончились червяки, подчистую.
Антон перевернул жестянку, поковырялся в земляных комочках. Бесполезно. И попросить не у кого: сюда, на Тихий омут, редко ходят.
Он оставил удочку на берегу, вошел в лес. Муравейник сыскать надо, яичек набрать. Ого! Из пня, из самого центра, торчит нож - отличный, такой и по охотничьему билету не купишь. Тень от рукоятки падает на какие-то закорючки... Часы солнечные устроил кто-то да и забыл.
Антон вытащил нож, померил лезвие. Годится. Спрятать придется, а то отец отберет.
Путь назад отыскался не сразу, и, когда Антон, наконец, вышел на берег, рыбацкий азарт спал. Словно в насмешку рядом с банкой разлегся наглый длинный червяк. Как извивается! Ничего, крючок не разогнешь!
Полчаса Антон ждал, пока не понял - ушла рыба. Закинуть в последний раз, наудачу?
Он начал осторожно выбирать леску. Крепкий крючок, бронзированный, и леса прочная. Пошло, пошло!
Он тянул, вглядываясь в глубину омута. Тяжелое, не селявка. Сандалет! Крючок за ремешок зацепился. Но...
Сандалет был надет на ногу.
Завтрак - перловая каша, пара оладышков и кофе "по-привокзальному" - не развеял утренней сонливости. Петров с сомнением посмотрел на мутную жидкость и решил воздержаться. Не стоит портить день с утра.
Муха села на ложечку, запустила хоботок в кофе и, соглашаясь с Петровым, полетела к потолку. Соображает!
В дальнем углу - плачущий голос Степана Кузьмина:
– Два неучтенных полотенца! А отвечать кому? Мне!
– кладовщик сокрушенно махал руками.
Никита стремительно рассек зал, остановился у столика начальника базы Фомичева. Через минуту Фомичев подошел к Петрову:
– Вы медик?
– Что-то случилось?
– Мальчик с рыбалки прибежал, говорит, утопленник в реке.
Петров потер подбородок:
– Где именно?
– У Тихого омута.
– Милицию известили?
– Проверить бы сперва, - Фомичев раскраснелся, дышит тяжело. Гипертоник.
– Вдруг напутал мальчишка?
– Проверим. Машину давай, командир.
...Ветки колотили по кузову, машина вздрагивала на пересекающих серую песчаную дорогу корнях деревьев.
– Стоп, шеф, приехали. Остальное - ножками, недалеко.
Они прошли берегом.
– Здесь?
– спросил Антона Петров. Мальчик кивнул, стараясь не смотреть в сторону реки, - Постой, не подходи.
Берег нависал над водою невысоко - сантиметров восемьдесят. Плавала удочка, бамбук мокро поблескивал на утреннем солнышке, а рядом, у берега, темнело тело.
Край берега потревоженный, свежеосыпанный. Ступила нога и сорвалась, не удержалась.
– В машине я трос видел, командир. Будь ласка, принеси, обвяжем и вытащим.
Начальник базы хотел что-то сказать, но Петров отвернулся, стаскивая джинсы. Кожа в гусиных пупырышках. Нервы, нервы...
– Никита, иди сюда, один иди, Антона к машине отправь.
Дно круто уходило вниз, пришлось плыть - омут же. Обвязав тросом тело, Петров скомандовал:
– Поднимайте! Аккуратно, аккуратно!
Ниже по течению он выбрался на сушу сам, запрыгал, вытряхивая из уха воду.