Шрифт:
Глава 1
После небольшой рощицы диких фисташек дорога пошла в гору, и старая румелия – цыганка – Шанита, сделав с десяток шагов, остановилась. Это был её последний день, об этом ей сказали карты – о, они никогда не врали своей хозяйке, вот только она не всегда раскрывала людям их тайны – а зачем?.. Никто ведь не учится на своих ошибках, каждый считает себя умнее других. А судьбу все равно не изменить, даже если раскроешь её тайну…
Ноги старой румелии дрожали от долгого напряжения. Она опустилась на колени прямо в придорожную
Шанита глубоко вздохнула. Янко, о незабвенный лэутар Янко! Ты, перевернувший всю мою жизнь! Ты опалил мое сердце и прошел мимо, даже не подозревая об этом… Почему, ну почему любовь вспыхивает по какому-то, неподвластному людям, закону?.. Ведь я же была обручена с детства с другим!
А ведь я знала, что это будет именно так, ещё до того, как увидела тебя, Янко! Вначале об этом мне рассказали карты. А потом, когда я услышала, как поет и плачет в ночной тиши твоя скрипка, я сразу поняла – это плачет моя судьба… Почему я не смогла покориться ей?.. Почему я решила, что непременно должна отомстить твоей избраннице?..
Тогда, в пору моей огненной юности, чувство мести оказалось сильнее любви к тебе! Так почему же с годами огонь моей любви к тебе разгорался все жарче?..
Кряхтя, старая румелия поднялась, закинула на спину дорожную котомку, в которой лежало несколько булок – подаяние от сердобольных горожан – и, опираясь на палку, заковыляла дальше. Сегодня она могла бы и не ходить в город – у неё было ещё немного еды. Но именно сегодня поутру она, привычно раскинув карты, вдруг увидела Знак, от которого похолодела душа…
Впрочем, нет, Знак она услышала ещё раньше: он ворвался в её тяжелый предутренний сон, этот тихий жалобный детский плач. Шанита проснулась и прислушалась, хотя сразу же поняла – никакой это не плач ребенка, откуда ему взяться здесь, в отдалённом от города парке, ведь отсюда уже давно отселили всех людей, и только она, старуха, ютится в чьей-то полуразрушенной хижине…
Нет, это был вовсе не плач ребенка. Это был крик черной птицы ночи! Той самой, которую она, Шанита, тогда ещё молодая и дерзкая, сама впустила в свою душу!
А ведь старая румелия Зора предупредила её тогда, когда она пришла к ней за помощью: впустишь черную птицу ночи – не избавишься вовек, и не умрешь, пока не передашь её другому… Но в тот момент сердце отвергнутой цыганки пылало в адском огне неразделенной любви, а в душе её горела зависть к удачливой сопернице! Разве тогда молодая румелия Шанита могла думать о том, что за все придется расплачиваться?
И вот теперь черная птица ночи напомнила: пришло её время! Теперь она, Шанита, обязана вселить её в другого человека, в того самого, кто придёт, чтобы забрать её жизнь, и это наступит сегодня – так сказали ей карты!
Старая цыганка давно уже ожидала предстоящее как неизбежность, это не страшило её. Просто в тот момент на неё нахлынули воспоминания, сжали сердце, в котором до сих пор бушевало неугасшее пламя…
А затем она поднялась, спокойная и гордая, и торжественно облачилась в свой самый лучший наряд. Шанита надела великолепное платье из черного шёлка с алыми маками, на бёдра повязала большую темно-вишнёвую шаль. И под конец она совершила самое главное: украсила свою шею тяжёлым старинным монистом из червонного золота. В этот раз она шла не за подаянием. Она шла, чтобы найти того пикового короля, на которого указали ей карты!
Сегодня черная птица ночи напомнила старой цыганке о том, что пришло её время. Сегодня старинное золото само выберет свою жертву – такая уж у него есть тайная сила.
Сзади послышался нарастающий шум машины. Шанита не стала скрываться – от судьбы не уйдешь. Она повернулась и встретила её так, как только что встречала ветер – прямо в лицо.
Мужчина остановил машину, медленно вылез из неё. Он внимательно осмотрелся вокруг и, убедившись, что нигде не было ни души, направился к старой цыганке. Он был гажё, то есть, не цыганом, вот почему, заприметив в городе её золотое монисто, решил, что нашел себе легкую добычу. Затем он проследил за ней и решил ограбить здесь, вдали от людей.
Шанита, вскинув гордую голову, ждала. Она не отводила своего жгучего взгляда от пустых глаз на его перекошенном лице. Она заприметила эти пустые глаза ещё там, в городе, когда принимала милостыню от сердобольной молодки.
Гажё медленно приближался, ухмыляясь. На вид ему было лет сорок. Она узнала этого человека – это его, тогда ещё худенького и вечно голодного мальчишку, много лет назад взяли из приюта в свою семью её соседи, милейшие люди. Но он никогда не нуждался в доброте, поскольку зло уже в те годы захватило его душу…
Сейчас старая румелия видела его насквозь. Она чувствовала: этот гажё предвкушает наслаждение от предстоящего злодейства. Он задумал ограбить одинокую беспомощную старуху – так он думал сейчас, не догадываясь, что сам является жертвой! Жертвой золота…
Шанита, захватив его взгляд, больше не отпускала его – так всегда поступали цыганки, чтобы подчинить себе волю другого человека. Поэтому сейчас она могла сделать с ним, этим мерзавцем, всё, что угодно: могла отвести глаза, могла легко уйти, да, в конце концов, могла завести его вон на ту скалу и заставить прыгнуть вниз, на острые камни.
Но она не стала делать этого, напротив. Не отводя от него пристального взгляда, старая румелия медленно сняла монисто и молча протянула его этому ублюдку. Сейчас ей непременно нужно было прикоснуться к нему – только так она могла передать ему черную птицу ночи. И он, нагло улыбаясь, с видом превосходства сильного над слабым, принял зловещий дар древнего племени румелов.
– Бери, красавчик, это теперь твое, – хрипло произнесла старуха, словно ворона закаркала, и принялась смеяться.
Смеяться над ним!..