Черная пурга
Шрифт:
Александр Георгиевич окончил в Смоленске реальное училище и получил специальность архитектора. Он был мастером на все руки. Брал подряды на строительство жилых домов и других объектов. В Минусинске строил церковь. Алтарь и другие резные элементы из дерева выполнял собственноручно. Его уважали заказчики. Все договорные обязательства он выполнял качественно и в установленные сроки, следуя любимой поговорке: «Слово дороже головы».
Во время его поездок на строящиеся объекты все заботы по дому и хозяйству ложились на плечи жены, Анастасии Даниловны. Муж всегда называл ее ласково Тюней. Статная, трудолюбивая, молчаливая, она была хорошей женой, прекрасной хозяйкой
– Тюня, какая ты чудесная! Сидел бы вечность рядом.
– А кто будет зарабатывать деньги и содержать семью?
Он не стал отвечать на ее вопрос, а продолжал восхищаться женой:
– Мне очень повезло, что я женился на тебе. Лучшей жены мне не надо. Ты прекрасно со всем справляешься.
Анастасия Даниловна промолчала. Она знала, что муж ее любит беззаветно. А вот любит ли она? Ее родители выдали дочь замуж против ее воли. Им не хотелось отказывать известным в городе сватам. По их мнению, это была блестящая партия для дочери. Сами они хоть и были знатного происхождения, но к тому времени род Байкаловых почти разорился. В восьмидесятые годы девятнадцатого века это был типичный случай выдачи дочерей замуж без их согласия. Обычно родители рассуждали: «Поживут – слюбятся». Она же любила другого человека, но не смела ослушаться родителей. Может, поэтому была молчаливой и задумчивой. После рождения первого сына Вити, испытав радость материнства, Настя привязалась к Александру Георгиевичу. Она уважала и ценила его. Ей хотелось иметь большую семью.
Повернувшись к мужу, поцеловала в щеку, всегда чисто выбритую. Александр Георгиевич крепче прижал жену к себе.
– Саша, тебе не кажется, что у нас слишком маленькая семья?
– Тюня, неужели тебе мало одного сына?
– Конечно, мало. С одним ребенком – это не семья. С двумя детьми – полсемьи. С тремя – полноценная семья.
– Не беспокойся. У нас все впереди. Даст Бог, будут у нас еще дочки и сыночки.
По воскресным дням у Михайловых часто собиралась сельская интеллигенция: настоятель церкви протоирей Александр Суматохин, учитель сельской школы и доктор. Мужчины усаживались на веранде за уже накрытый стол, а хозяйка хлопотала у примуса. Она жарила шампиньоны, которые в изобилии росли на огороде, хорошо удобренном навозом.
Доктор, оглядев заставленный яствами стол, произносил:
– Под рыжики неплохо было бы пропустить по рюмочке.
Александр Георгиевич тут же обращался к священнику:
– Батюшка, позвольте налить наливочки? Или медовой настойки прикажете?
У Михайловых всегда в погребе стояла бутыль медовухи, настоянная на травах. Анастасия Даниловна была большой мастерицей по ее приготовлению.
– Ежели по единой, то можно, – с достоинством отвечал протоирей.
Хозяин наполнял бокалы, все дружно со звоном чокались и выпивали.
Хозяйка, нажарив грибов, принималась печь блины. Она знала, что батюшка очень любил блины со сметаной. В его утробу, скрытую под рясой, их вмещалось большое количество.
Во время поста готовился рыбный стол. В Идре водилась разная рыба. У рыбаков можно было недорого купить стерлядь и судака. Обычно готовился разварной судак. Его подавали на большом блюде с
– Благодарствую.
Насытившись, мужчины начинали обсуждать сельские новости, постепенно переходя на политику. Газеты из Петербурга приходили с большим опозданием. Учитель, который регулярно выписывал газету «Санкт-Петербургские ведомости», стал рассказывать о революции, которая произошла в столице.
– Даст Бог, до нас она не докатится, – произносил священник и крестился.
Доктору надоедал разговор о политике, и он предлагал:
– Господа! Давайте попросим Александра Георгиевича что-нибудь спеть!
Его дружно все поддерживали. Александр Георгиевич приносил гитару, и на веранде лилась мелодия, завораживая слушателей.
После нескольких песен священник убежденно говорил:
– Уважаемый Александр Георгиевич, с вашим голосом надо петь в церковном хоре.
– Куда там мне до хора, – отвечал тот, – мне бы успеть с хозяйством управиться. Много времени отнимают поездки на строящуюся церковь.
– Жаль, очень жаль, – с сожалением произносил священник, – такой талант пропадает.
Хозяева провожали гостей за калитку. Александр Георгиевич пожимал им руки, а они целовали руку хозяйке.
В любви и заботах друг о друге и текла жизнь. В 1917 году у Михайловых родилась долгожданная дочка. Отец собственноручно изготовил деревянную кроватку-качалку. На токарном станке выточил фигурные балясины ограждения. Кроватка получилась на славу и на загляденье родных и близких. Анастасия Даниловна заблаговременно приготовила приданое для ребенка. Временами ее душу точило беспокойство: плохая примета – готовить приданое еще не родившемуся ребенку. Она старалась не думать об этом. Будучи атеисткой, считала приметы пережитком прошлого.
Покачивая кроватку и любуясь спящей девочкой, Анастасия Даниловна, обращаясь к мужу, произносила:
– Наша Миля – ровесница революции. Что, интересно, ей предначертано судьбой?
– Вряд ли тебе кто-нибудь ответит на этот вопрос. Я не представляю, какая ей жизнь уготовлена революцией…
Родители с ранних лет приучали дочь к труду и прививали хорошие манеры. Анастасия Даниловна всегда привлекала дочь к посильной работе. Накрывая в саду стол к приезду гостей, обычно давала Миле в руки лукошко и просила набрать для самовара сосновые шишки, осыпавшиеся с дерева, под которым стоял стол. Девочка росла бойкой и расторопной. За самоваром собирались родственники и гости, приезжавшие из Минусинска.
К семнадцати годам Миля расцвела жгучей красотой. От отца ей достался звонкий певучий голос, от матери – твердый характер. На посиделках она всегда была в центре внимания. На стройную, высокую брюнетку засматривались многие парни, но она никому не позволяла себя провожать с вечеринок. Если кто-нибудь из парней увязывался за ней, она останавливалась и, посмотрев на него черными глазами, полными ярости и негодования, грубо произносила:
– Что тебе надо?
От такого обращения парень отставал и больше к ней не приближался. Ей нравился гармонист Александр Грудзинский, но он не обращал на нее внимания. С каждой вечеринки он провожал домой кого-нибудь из девушек. В душе Мили бушевала ревность. Она думала: «Я же красивее Верки. Почему он сегодня провожает ее?» Домой возвращалась расстроенной. Мать, увидев ее состояние, спрашивала: