Черная пурга
Шрифт:
Все Грудзинские обладали прекрасным слухом и голосом. Бывало, в праздник затянут песню – стекла дрожат, соседи собираются послушать. Елисей выводит басовую партию, Агафья – сопрано, сын Александр пел тенором, а дочь Шура – альтом. В их репертуаре звучали многие песни. Особенно хорошо удавалась «Ревела буря, дождь шумел». Слушатели от ее исполнения приходили в восторг.
Во время коллективизации Елисей Францевич организовал артель «Красный пахарь». Когда НЭП (новая экономическая политика) была свернута, его как грамотного
Он продолжал верить в Бога, скрытно, так как это могло отразиться на его карьере. В стране шла борьба с религией, разрушали храмы, священников арестовывали. Большинство пожилых людей, воспитанных в религиозных традициях, смирились с существующими порядками, в душе продолжая верить в Бога, чтя церковные праздники.
У Грудзинских на кухне висела икона в серебряном окладе. Каждое утро Агафья молилась перед ней. От мужа она часто слышала:
– Гапа, ты бы убрала икону подальше, не дай Господи, кто-нибудь увидит. Могут быть крупные неприятности у меня на работе.
Должность заведующего молочно-товарной фермой считалась номенклатурной. Вера в Бога в те годы считалась чуть ли не преступлением.
– Она висит за печкой, – отвечала жена, – туда никто не заглядывает.
В пятилетием возрасте сын Саша задал вопрос:
– Мама, зачем ты кланяешься в угол?
– Я молюсь Богу.
– Зачем ты молишься?
– Я прошу у Господа здоровья и благополучия нашей семье.
Когда Саша начал ходить в школу, у него появлялись все новые и новые вопросы. Однажды, придя из школы, он заявил:
– Учительница сказала, что Бога нет и не надо ему молиться. Почему ты, мама, продолжаешь молиться?
– По привычке, сыночек.
– Что такое привычка?
– По утрам ты чистишь зубы и умываешься по привычке. Потому что я тебя научила. Так и моя мама научила меня молиться. Я не могу ее ослушаться.
В разговор вмешался отец:
– Саша, ты говорил кому-нибудь, что твоя мама молится?
– Нет, не говорил.
– Не рассказывай, пожалуйста, никому. Пусть это будет нашей семейной тайной.
– Хорошо, – ответил сын.
Елисей Францевич опасался потерять работу. Он был одним из немногих руководителей не рабоче-крестьянского происхождения.
Саша сдержал свое слово, но в его душе было посеяно семя сомнения и недоверия к людям. В школе, когда учительница проводила антирелигиозную беседу, его детское сердечко учащенно колотилось. Он думал: «Почему «религия – опиум для народа», а мама, самый близкий и любимый человек, молится?»
Придя домой из школы, задал вопрос:
– Мама, что такое опиум?
– Это лекарство.
– Ты его принимаешь?
– Нет, не принимаю. А почему ты об этом спрашиваешь?
– Я думал, что ты лечишься от религии.
После таких разговоров в детской душе накапливались большие сомнения, прививалась привычка обмана и скрытности.
Вернувшись на зимние каникулы из Абакана, Миля надела новое платье, демисезонное пальто, которое подчеркивало ее фигуру, и помчалась в клуб на танцы. Вечер был в разгаре. Александр Грудзинский сидел на стуле в центре зала и играл на гармошке. Вокруг него проплывали в вальсе счастливые пары. Миля ожидала, что, закончив играть очередную мелодию, он подойдет к ней, но Саша продолжал играть танец за танцем. К ней подходили знакомые юноши и приглашали танцевать, но она всем отказывала. Гармонист все видел. Он был опытным любовником и знал: чем сильнее раззадоришь девушку и вызовешь в ней ревность, тем скорее добьешься ее расположения.
Теоретики коммунизма Карл Маркс и Фридрих Энгельс высказывали мысль, что социализм уничтожит буржуазную семью. В середине девятнадцатого века появилась теория «стакана воды». Это взгляды на любовь, брак и семью, которые были широко распространены среди молодежи в первые годы Советской власти. О теории писала пресса, ей посвящались комсомольские диспуты. Она стала инструментом пропаганды. Многим юношам эта теория пришлась по душе, они пользовались ею, чтобы добиться расположения девушек, не заботясь о последствиях таких связей.
После окончания танцев Александр подошел к Миле и ласково произнес:
– Я соскучился по тебе, можно тебя провожу?
Миля с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить ему, резко повернулась и пошла из клуба. На улице он догнал ее и спросил:
– Почему ты сегодня такая невеселая?
– Иди лучше проводи Верку.
– При чем Вера, если я люблю тебя.
Сердце Мили начало понемногу оттаивать. Чтобы проверить его, спросила:
– В мое отсутствие провожал же ее?
– Кто тебе сказал?
– Какая разница, кто сказал…
– Всего один раз, спроси кого угодно. Ее некому было проводить. Мое сердце принадлежит только тебе. – Он взял ее под ручку и произнес: – Какая тихая ночь. Может, она будет для нас самой счастливой…
Они шли по заснеженной улице. На небе ярко мерцали звезды. Луна заливала желтым светом сугробы. На душе Мили появилось радостное умиротворение. «Вот так бы идти по жизни рука об руку с милым сердцу человеком», – думала она. Мороз пробрался под ее легкое пальто, и она обратилась к Саше:
– Я замерзла, проводи меня домой.
– Почему ты в мороз надела пальто, а не шубу?
– Чтобы понравиться тебе, – не задумываясь, выпалила она.
– У меня есть предложение, – ответил он. – Родители сегодня топили баню. Они давно спят. Мы можем посидеть в тепле и о многом поговорить…
В ту ночь Миля не вернулась домой.
Через месяц она сказала Саше:
– Я, кажется, забеременела.
– Не может быть, – испугавшись, произнес он, – с первого раза не беременеют.