Черная пурга
Шрифт:
– Каролины нет за селом, – сказала она бабушке.
– Корова давно вернулась домой одна, мы послали ее искать тебя, – ответила та. – Она тебя не нашла и вернулась в стайку.
Зимой бабушка заболела. Глаша большую часть времени проводила на печи без свежего воздуха. У нее не было теплой одежды для прогулок на улице. Однажды в дом пришел врач. Женщина в белом халате помыла руки и прошла в спальню. Глаша прислушалась и услышала незнакомый голос:
– Больно? Здесь больно?
«Что это она делает с бабушкой?» – подумала Глаша и попыталась слезть с печи. У нее закружилась голова, перед глазами
– Глаша, что с тобой?
– Под фуфайку кто-то залез.
На печи перевернули все вещи, но никого не нашли.
Анастасию Даниловну увезли в больницу. По утрам Рита и Нона уходили в школу, а Глаша оставалась в одиночестве в большом доме. Она начинала уборку, старалась находить себе занятия, подражая бабушке. Польет цветы, оставляя на полу огромные лужи.
Перестелет постели, распустив по всему дому перья при взбивании перин. Рост не позволял выровнять одеяла – оставляла их комком. Закончив уборку, открывала сундук и начинала примерять платья, принадлежащие Рите и Ноне. Укладывая их назад в сундук, все вещи перепутывала.
Тетки ее не ругали, понимая, что ребенку надо чем-то заниматься. Даже когда она изрисовала химическим карандашом их книги, они стерпели ее выходку. Вскоре их терпение лопнуло. Они жили в одной комнате, в которой стояла металлическая печь. На дворе трещали морозы, а у них не было дров. Комнату отапливали стружками, которые приносили в мешке из столярного цеха, находящегося невдалеке от дома. Уходя на работу, Рита предупредила:
– Глашка! В печурке стружки догорают, больше не подбрасывай.
Ребенок никогда к печке не подходил и не думал, что в нее можно что-то подбрасывать, а тут ее надоумили. Глаша подошла к печурке и стала наблюдать за огнем. Ее очаровали огоньки, которые медленно догорали, порой ярко вспыхивали, затем медленно превращались в золу. Ей стало грустно и жалко угасающий огонь. Забыв наказ Риты, открыла дверцу и бросила в печурку горсть стружек. Они весело запылали ярким пламенем. Глаша обрадовалась: ей удалось оживить потухший огонь. Языки пламени на стружках раскачивались и кланялись в знак благодарности за спасение огня. Когда огонь стал затухать, его мерцание просило помощи, чтобы не погаснуть. Глаша бросала в печурку стружки горсть за горстью. Они цеплялись друг за друга и в какой-то момент загорелись на полу. Огонь по стружкам побежал к мешку и забрался внутрь. Глаше удалось затоптать огонь в мешке. Дым распространился по всему дому. Глаша испугалась не на шутку и пошла к окну. На нее навалилась душевная боль и тоска. За окном проходили люди – им дела нет до Глаши. «Хоть кто-нибудь бы спросил меня: «Что с тобой, девочка?», – думала она.
Рита, вернувшись с работы, была возмущена:
– Что ты натворила? – обратилась к племяннице.
– Топила печурку.
– Я тебя предупреждала: не подходить к печурке. Ты могла сжечь дом и сама сгореть! Больше тебе нельзя оставаться одной в доме.
– С кем я буду оставаться?
– Ни с кем. Отдам в детский сад.
– Там деревья растут, как у нас в саду?
– Завтра отведу – узнаешь, кто там растет, – грубо ответила Рита. – А сейчас ступай в угол.
Племянница обиделась и надула губы.
Детский сад оказался деревянным домом, в котором было много ребят. Глаша быстро подружилась с девочками, активно принимала участие в играх. У нее пропала обида на Риту, она даже была благодарна ей, что не сидит одна дома, а находится в коллективе. Разочарование наступило, когда детей повели на прогулку. У нее не было теплой верхней одежды, и ее оставили в помещении. Она подошла к окну и наблюдала за детьми во дворе садика. Ребята строили из снега баррикады и перебрасывались снежками. Шла война, и основные игры детей были в «войну». Девочки на маленьких саночках везли куклу. Скорее всего, они изображали санитаров и вывозили «раненую» с поля боя.
Вечером всех детей забирали родители. Глаша оставалась со сторожихой. Тетя Даша занималась своими делами, а она одиноко сидела на маленьком стульчике и смотрела в темноту комнаты. Вспоминала бабусю, дядю Борю, чаепития в саду, сбор шишек для самовара… За окном гудела пурга, стучала в окна зарядами снега, усиливая душевную боль и сердечную тоску. Девочка не могла оценить своих чувств и воспринимала их как неизбежное состояние. Так просидела она до наступления теплых дней, потом стала гулять вместе со всеми.
В один из весенних дней в детсад пришла ее подружка Таня, ничего не говоря, взяла Глашу за руку и увела домой. Там Глаша увидела настежь распахнутые ворота, а во дворе – толпу незнакомых людей. В зале на табуретах стоял гроб, в котором лежала бабушка. Девочка удивилась: почему бабушка сегодня очень красивая и спит не в своей кровати? На ней нарядное платье, голова украшена венком из цветов аспарагуса. Этот цветок рос в доме, и его не разрешали трогать, а тут вдруг срезали. Все вокруг озабочены, говорят тихо.
Бабушку повезли на кладбище. Агафья Прокопьевна взяла Глашу за руку и сказала:
– Ну вот, у тебя нет теперь бабушки.
До Глашиного сознания эти слова не дошли. Когда же на кладбище закрыли крышку гроба и стали забивать гвозди, она, рыдая, бросилась к гробу со словами: «Отдайте бабушку!». У нее началась истерика. Каждый удар молотка по гвоздю отдавался в сердце болью.
Со смертью бабушки у Глаши начался суровый период детства.
С кладбища ее забрала тетя Уля – подруга Мили, понимая, что у Риты горе и ей не до ребенка. Первое время она с удовольствием играла с девочкой и даже начала учить азбуке. Через месяц поняла, что девочка не игрушка, требует постоянного внимания и является обузой для одинокой женщины. Уходя на работу, оставляла Глашу одну. Задерживаясь после работы, она переживала, что ребенок голодный.
После долгих колебаний спросила Глашу:
– Хочешь вернуться в бабушкин дом?
– Конечно, хочу! – обрадовалась девочка. Ей надоело сидеть в одиночестве в чужой квартире.
Глаша оказалась в родном доме, где ей знакома каждая комната, каждый цветок на окне. Она обратила внимание, что горшков с цветами стало меньше. Видимо, у Риты не было времени ухаживать за ними.
– Можно я полью цветы? – спросила она у тети.
– Не надо. Зальешь полы, – услышала грубый ответ.
– Можно пойду к Тане?