Черная роза
Шрифт:
— Ничем, детка! Абсолютно ничем. И я хочу, чтобы ты была подальше от Фарли в то время, когда я буду расставлять ловушки, слышишь? — бушевал он, сверкая глазами. — Убийцей может оказаться любой из двух десятков человек, и каждый отчаяннее предыдущего. За мою жизнь у меня было немало врагов, помни об этом. Да, тех, которые остановятся, чтобы поглазеть, как меня заставят ползать в грязи. Возможно, это мои собственные просчеты, а возможно — немилость судьбы. — Он крепче сжал пальцами ее хрупкие плечи. — Но будь я проклят, если придется
Тэсс не отвечала, напуганная неприкрытой угрозой, прозвучавшей в его голосе. Ее опять поразила мысль о том, что ей многое еще неизвестно об этом человеке, ибо Джек хотел, чтобы так было. Содрогаясь, она мучилась догадками о его врагах и страшных тайнах.
— Ты не участвуешь в перевозках золота, Джек? — осмелилась спросить она, ибо вопрос этот мучил ее с тех пор, как ей рассказал об этом Рейвенхерст. И разумеется, был еще один ужасный разговор, который она подслушала в Бретани.
Контрабандист, казалось, был в смятении, но лицо его оставалось суровым.
— Что ты знаешь о перевозках золота с Ромнийского болота?
— Почти ничего. Я… я только слышала, как кто-то упоминал об этом.
Он прищурил глаза:
— Ты знаешь гораздо больше, детка, но вижу, нет смысла просить тебя рассказать мне.
Тэсс наблюдала за ним в напряженной тишине.
— И вижу также, что ничего путного не выйдет, если расспросить тебя о тех днях, которые ты провела во Франции. Да, ты рассказала мне не больше половины, детка, но не надейся, черт возьми, скрыть от меня свои чувства, — ворчливо добавил Джек.
Тэсс упрямо сжала губы. Джек фыркнул.
— Хобхаус и эта разношерстная команда из «Ангела» утверждали, что ты уехала в Оксфорд навестить братца-шалопая. Что, — ровно произнес он, не сводя пронзительных глаз с лица Тэсс, — лишь чуть безумнее, чем эта история, которой ты меня потчуешь.
Тэсс оставалось только улыбнуться при мысли о преданности мажордома.
— Напротив, я прекрасно провела время. Эшли показал мне Ботанический сад, музей Анны Радклифф и восточную церковь Святого Петра.
Глаза Джека потемнели сверкая гневом.
— У меня есть большое желание разложить тебя на колене, детка, так что не подначивай меня.
Тэсс дерзко ответила на его рассерженный взгляд.
— Ты тоже не подначивай меня, Джек. Я… устала. — Слово вылетело как вздох. — Чудовищно устала. Можно мне пойти наверх и поспать?
Лицо контрабандиста немедленно разгладилось, глаза затеплились участием.
— Не уступать ни на йоту, да? Не удивляюсь этому, если учесть, как с тобой обращался этот негодяй, твой отец.
Тэсс не ответила. Единственным знаком того, что она слышала его, были побелевшие костяшки пальцев на подлокотнике кресла.
Пробормотав сквозь зубы проклятие, Джек примирительно помахал рукой:
— Что ж, хорошо! Меня ждут дела. Но я вернусь завтра на закате. Жди меня в развалинах монастыря. И тогда, Тэсс Лейтон, я
Он изучал ее несколько мгновений непроницаемыми глазами, держа в руках забытую маску с усами.
— Завтра у монастыря. И постарайся до тех пор не попасть в беду, детка. — С этими словами Лис вышел из комнаты.
Еще долго после его ухода Тэсс сидела, уставившись в дверной проем. С тревожно бьющимся сердцем достала она из кармана шерстяного платья маленькую деревянную русалку.
Она долго изучала фигурку заплаканными глазами, потом медленно поднялась, взяла коптящую свечу и побрела в сторону лестницы.
Глава 35
Было уже утро, когда лорд Рейвенхерст устало спешился, зажимая под мышкой видавший виды кожаный ранец. Путешествие из Дувра было кошмаром. Его чуть не задавил пьяный кучер; потом, в довершение всех бед, его лошадь потеряла подкову.
Лицо его было изможденным, и густая щетина темнела на твердой челюсти. Последняя, поспешная, предрассветная, встреча с агентом морского министерства в Дувре была краткой, совершенно бесполезной и вызвала много вопросов, оставшихся без ответов.
Рейвенхерст покачал головой, бросив неодобрительный взгляд на свои забрызганные грязью сапоги и пыльный плащ. Да, единственным светлым пятном за этот день было ожидание выражения испуга на лице его камердинера, когда Пил узрит виконта в столь жалком виде.
«А также изумление на лице другой персоны», — мрачно напомнил себе Рейвенхерст.
Его глаза потемнели, пока он нетерпеливо стучал в дверь, понимая, что задержка происходит из-за его собственной оплошности, поскольку он не сообщил слуге время возвращения.
Открылась дверь, и за ней появилось ошеломленное лицо Пила.
— М-милорд!
«Произнесенное им слово скорее похоже на богохульство, нежели на учтивое обращение», — мрачно подумал Рейвенхерст, входя в дом. Не говоря ни слова, он стряхнул с плеч плащ и швырнул его на перила, продолжая без остановки подниматься наверх.
— Наконец-то вы вернулись!
Пилу не было видно, как изогнулась его черная бровь.
— Ваше зрение все такое же острое, Пил, что, разумеется, радует меня. Однако, поскольку сейчас не что иное, как чертово утро, умоляю вас сдержать свои излияния и принести мне в комнату воду и полотенца.
— Разумеется, милорд. — Бесстрастная маска вновь воцарилась на лице Пила. — Сию минуту.
«Слуга очень проворен и исполнителен», — подумал Рейвенхерст, решив, что надо будет увеличить камердинеру жалованье. В один миг виконт взбежал по лестнице. Он остановился на пороге своей комнаты, вспоминая то, что увидел две недели назад, — разбросанные по полу осколки стекла, запятнанные кровью и завязанные узлами простыни, свисающие из окна.