Черная рука
Шрифт:
Спроси, кто Самара, о чем он думает, засыпая, и наверняка сжатый в комок злобы ответ потрясет своей лаконичностью и злобой. Боль! Сотни бойцов, умерли, за то что–бы, Хрудо продолжал кормить народ баснями о величии империи. Где эта империя была! Почему по сей день, грызут ее границы варвары? Лишь горстка наемников, да Крылатые, день и ночь берегут ее покой. Чей покой? Кто его ждет там, в этой чужой империи? Империя, никогда не нуждалась в нем, она не заботилась о Самаре мальчишке, она бросила Самара юношу, но Самар мужчина, а не игрушка для императора. Он маг! Да, теперь он маг!
«Теперь уже маг», —
— Чего грустишь, друг?
Хлопок по плечу вывел Самара из задумчивости.
— Думаю чем заняться…
— Разве ты не маг?
Самар улыбнулся. Маг… с недавних пор. Он приобрел таки источник, создал его своими руками, своей волей. За прошедший месяц Самар как и остальные провел немало времени в поисках трофеев. заметно разбогател: трофеи, трофеи. Когда ему в руки попался приметный перстенек, украшенный довольно крупным аметистом, парень решился…
— Что же это меняет?
— Как, что? — Возмутился Лерт, — ты же герой! Не сомневайся, награда тебя не оставит.
«Как же, как же», — подумал Самар, — «Догонит и еще не раз наградит!» — Думал Самар, не надеясь на что–то хорошее; он наслушался рассказов и насмотрелся на любовь и заботу империи о своих людях.
… …
Парень смотрел на удаляющийся берег, и вдыхал воздух свободы. Мысль мимолетной птицей пролетела в сознании и заставила Самара крепко стиснуть зубы. Бездушно она разрушала раз за разом, возводимые хрустальные дворцы, — планы и мечты, мага…
— Чего горюешь, — слова прервались надсадным кашлем.
«Капитан Лерой», — подумал Самар и обернулся.
Прохладный ветерок растрепал уже изрядно отросшие волосы Самара; лицо открытое, а благодаря трудам лекаря Галео, приобретшее утонченные черты, в этот момент, словно подернулось дымкой, превратившись в каменную маску: таким жестким или может быть, даже жестоким оно стало.
— Мессер?
— Тебя словно подменили Самар, — скрестив руки на груди, он приблизился.
Словно обнимая себя, скрестил он на груди руки; капитан приобрел болезненный вид, а в сочетании с неестественной бледностью, заметной даже в сумерках, становилось ясно, что до выздоровления ему еще очень далеко.
— Так, — пожал Самар плечами, — думаю о будущем. Как поступить дальше…
— Как?
— Наверно пойду в школу при академии Сарадии. Сетас говорит, что на волне наград, есть шанс, что меня примут…
— Несомненно, — хмыкнул Лерой, — а дальше ты, конечно же, войдешь в число лучших и продолжишь учебу в академии Ганте. Так?
Самар кивнул.
— Но не это тебя тревожит, — уже серьезно спросил Лерой, — что же оно? Или она?
— Да нет же, причем здесь женщины? — Слишком резко произнес Самар, — меня беспокоит, как примет меня Сарадия. Кто я такой? Как жить или на что мне жить, где остановиться? Что дальше? — Самар сплюнул за борт и небрежно добавил. — Служба империи, служба императору… Кем мне быть?
— Ах, вот оно что… — Нахмурился капитан. — Я Самар пока еще остаюсь твоим капитаном, и знаешь. Несмотря на проявленный тобою героизм, я бы примерно наказал тебя за такие крамольные мысли: в форте, ты получил бы десяток ударов палкой. Так бы оно и было, не сомневайся, если бы не один немаловажный факт. Я, как никто другой, понимаю тебя, и мне также не нравиться Хрудо, но я уже, ты слышишь? Уже! Получил за такие же мысли и слова свои десять палок…
— Служба в форте Лартии, лишение званий и наград, лишение имущества. Я остался жив только по слову императора, он проявил милость, но на то видно была воля богов.
— О чем Вы Лерой?
— Он говорит о мятеже в Сарадии, неудавшемся мятеже…
Как–то незаметно на палубе появился и Сетас.
— Самар я давно знаком с Лероем, точней со всей семьей барона… — Сетас подойдя ближе, облокотился о поручень и посмотрел вниз, на бившую о борт волну, — я давно служу семье барона Лероя Кехарского, и прошел уже одно омоложение. Поверь нам, юноша, тебе еще рано злиться на императора, и даже если чувства твои так сильны, — Сетас говорил все это без малейшей тени усмешки, — держи их при себе…
— Что же касается твоего будущего, то об этом не печалься. Тебя награда не оставит, я об этом позабочусь…
… …
Две недели хода под всеми парусами, две недели кажущегося безделья, но так выглядело для всех кроме Самара, он был слишком занят, осваиваясь с источником. Все оказалось и проще и гораздо сложней одновременно. Источник исправно выдавал силу, причем, как и хотел Самар, его энергия была темной; но поток ее был такой слабый, что для сотворения боевого заклинания, Самару приходилось делать двойную работу. В чем здесь хитрость он представлял себе отчетливо: для создания сильного источника, энергии просто–напросто не хватило бы, но и то чем он располагал теперь, у многих оставалось пределом мечтаний, что для самоутверждения Самара, оказалось вполне достаточно. Без малого — его личный источник! Пока первый, но, теперь, имея такой опыт, парень уже не боялся оказаться в незавидной роли безучастной жертвы.
Глава 13
Положение Лиданийского аристократа было неустойчивым. Его продвижение зависело от императорской воли или от игры случая, и он был бессилен против императорской немилости. Конфискация имущества, ссылка, заключение в тюрьму, позорящие наказания (публичная порка) угрожали ему, как и всякому подданному Лиданийской империи. Его экономическое благосостояние зиждилось в значительно большей степени на жаловании, выдаваемом казной, на злоупотреблении служебным положением, взяточничестве.
Смысл существования, Лиданийская элита с завидной откровенностью усматривала не в выполнении общественных обязанностей, а в получении чинов и наград. Ни верность, ни дружба не существуют, и друзей следует опасаться всего больше.
Власть высших чиновников и аристократических группировок, объединений городского населения, магов, и силовых ведомств, на территории Сарадии ограничивал магистрат. Это объединение обладало огромной властью. Возможность практически неограниченная никакими рамками, но лишь в пределах столицы. Ответственность на магистрат была возложена немалая, но власть постоянно привлекала алчных людей; не могла отпугнуть даже не малая ответственность. Часто так случалось, что хлебное место в магистрате, становилось вроде наследственного титула.