Черная сага
Шрифт:
— Лузай! Теперь я знаю, как тебя зовут. Мне на пиру сказали…
— Ярл!? — поразился я.
— Да, это я, — ответил Айгаслав. — Пока что ярл, — и усмехнулся.
— Зачем ты здесь?
— Ушел. Пусть пока ищут в тереме. А я… Совсем уйду!
— Куда?
— А к Хальдеру! Пойдешь со мной?
— Но Хальдер…
— Да! Сам видел, что сгорел, сам поджигал. И что с того?! Ведь он же еще звал с собой, и ты хотел идти. И я хотел. И вот я теперь ухожу. А ты? Пойдешь со мной?
Мне стало жарко. Я думал: может, это сон? Но Айгаслав сказал:
— Я
И показал. Но я не рассмотрел, ведь тогда было, я уже говорил, очень темно. Тогда я попросил:
— Дай.
Айга дал. Я стал ощупывать. То были ножны от меча. Пустые…
— А меч? — спросил я.
— Меч сгорел. Сегодня, на костре.
— Меч Хальдера?!
— Да, он. А это его ножны. Они невредимы! И, значит, они приведут меня к нему! А твой корабль — лучший среди лучших. Дорога — неизведанная, дальняя. Не боязно?
— Нет. Нет!
Потом я часто спрашивал себя: зачем я это сделал? Я же даже не спросил у Айгаслава, что же у них там было в тереме, чей у них вышел верх, и вообще, о чем они там спорили…
Я только шепнул ему:
— К воде! А я сейчас их подниму. Давай!
2
Лузая слушать — только время тратить. Кто вел корабль? Я, Айгаслав. Так что меня и слушайте. Было так. Когда мы ночью ушли из Ярлграда…
Нет, не годится. Сначала я лучше расскажу вам про руммалийцев и про Верослава. Посол, увидев раскаленный меч, вдруг прикусил губу — аж до крови — и закричал, и захрипел, и зашатался, и упал. Мы кинулись к нему, а он уже был мертв. Подали нож, разжали ему зубы. У него во рту были какие-то колючие осколки. Чурпан сказал:
— Это у них есть такие пузырьки, называются «стекло». В них они носят яд. От яда он и кончился.
Я встал, задумался. Кто-то сказал:
— Позвать бы Хальдера. Он бы…
Но я гневно прервал его:
— Он спит! — потом еще подумал и спросил: — Где остальные руммалийцы?
Пошли за остальными. Привели. Когда они увидели мертвого и почерневшего от яда посла, то очень испугались и принялись кричать, что ничего не знают и не понимают, что их посол — не их хозяин… Ну, и другое, то же самое. А я велел, чтобы их пытали. Я понимал, что это бесполезно, что его слуги и действительно глупы и ничего не знают. Но мои воины были тогда в ужасном гневе! Если посол вдруг взял да отравился, говорили они, то значит, это неспроста, значит, он что-то скрывал, что-то знал!
Слуги очень кричали — как дети. И я тогда не выдержал и повелел, чтобы их скорей свели во двор, отдали псам… И чтобы посла тоже отдали…
И так и было сделано. Тогда я повелел, чтобы все ушли, а остались только воеводы. Опять сели за стол. И вот только тогда я и сказал:
— Хальдер убит.
Мне не поверили. Но крика не было — спросили сдержанно:
— Как это были?
— А так, — сказал я. — Отравили.
— Но он же и к столу не подходил!
— А и не надо подходить. Смерть — не ленивая, она сама придет.
— На чьих ногах?
— На руммалийских.
И я им рассказал, как было дело. И объяснил, что только после уже понял, зачем это посол так домогался передать «покорный поцелуй от ярлиярла».
— О! — гневно закричали они. — О!
Но я-то видел, я ж ведь не слепой — одни поверили, другие не поверили. Чурпан поверил, Шуба не поверил. Крыж не поверил, Вавыр не поверил… Но я об этом промолчал. Встал и сказал:
— Пойдем! Он там один скучает.
И я вернулся к Хальдеру, и воевод с собой привел. Хальдер совсем уже распух, лежал, раскинув руки. Мне помогли, я посадил его к стене, прикрыл его медвежьей шкурой, чтобы ему было тепло, руки ему сложил, как надо, и в правую дал меч, а в левую рог. Рог, кстати, Шуба прихватил — он про рога и про вино никогда не забывает.
Но Хальдер не любил вино, и потому я повелел — и нам принесли его любимую настойку, на грибах. Она не то чтобы горькая и крепкая, но уж очень хмельная. Кто пьет ее с непривычки, тот видит много всякого, пугается и кричит как безумный. Но Хальдер долго приучал меня к ней, я его настойки не боюсь — мне от нее только легко становится.
А вот тогда такого не было. Я мрачен был. И зол! И пил и пил, смотрел на Хальдера, прикидывал… А после вдруг (да нет, совсем не вдруг!) я принялся рассказывать о той поре, когда был Черный Бунт.
— Вот здесь, — сказал я, — я тогда лежал. А он вон там стоял, возле окна. И Бьяр был с ним. А бунтари внизу, у самого крыльца, их было очень много. Хальдер и Бьяр стреляли в них и попадали. А я… Что я? Шесть лет тогда мне только было, совсем еще никто! Вот я и лежал под его тюфяком, и головы не поднимал. Но позже я осмелел и тоже подошел к окну, и стал подавать им стрелы. А после… Вж! И Бьяр упал, и лук его упал. А крови почти не было. Но все равно я закричал, мне было очень страшно! А Хальдер засмеялся и сказал:
— Щенок! Ты ярл или не ярл? Лук подними! Не видишь — я один остался!
Я поднял лук.
— Стреляй!
— Я не могу!
— Стреляй, я говорю! Вон, сколько их! Не промахнешься!
И он опять стрелял. И попадал. Тогда я тоже взял стрелу и заложил ее, а после… Рвал, натягивал — а лук не поддавался!
А Хальдер мне опять сказал:
— Щенок! Щенок! Щенок!
И тут я очень разозлился! И снова потянул за тетиву — и тетива пошла, лук заскрипел и я прицелился. А после… Вж! И я попал в него! Тот человек упал! На нем была такая вот кольчуга — почти как у тебя, Вавыр… Да ладно! Хальдер засмеялся, отбросил лук, схватил меня, прижал к груди и закричал:
— Ярл! Настоящий ярл! Ибо твой первый враг убит твоей рукой! А я твой раб, ярл Айгаслав! И завтра же…
Назавтра, так закончил я, да вы все это видели, и все это и сейчас хорошо помните, я вышел к вам, воссел в седло и поднял меч. Вот так я стал над вами настоящим ярлом!
И тут я замолчал. И все они молчали. Но вдруг… Я же вам уже сказал: настойка очень крепкая…
Вавыр зло выкрикнул:
— Мой брат!
— Что «брат»? — спросил я у него, как будто ничего не понимаю.